Приняв свиток, он сломал печать, развернул бумагу. Вскинул брови:
– В награду за службу честную и храбрую… Жалую… Поместье в собственность… От реки до реки и озеро, три деревни… Может, ошиблись?
– Дозволь гляну, – спустился по ступеням князь Оболенский, забрал дарственную, пробежал глазами. – Турчаховский стан, Возгоры, Нименьга, Уна и Хайноозеро в придачу… Собирайся, боярский сын Кудеяр, и поезжай володения принимать, – отдал грамоту обратно Петр Васильевич. – Таковая дарственная означает, что коли завтра тебя в Москве застанут, то уже не с уделом, а с палачом и плахой познакомишься. Не из рук государевых, а через гонца, не с торжеством, а тайно. Да еще и земля у самого Ледяного окияна! «С глаз долой убирайся!» – вот чего награда сия означает. Беги, боярин, не испытывай гнева великокняжьего.
– Князь Оболенский, Петр Васильевич?! – ворвался на двор еще один гонец. – Государь наш Василий Иванович видеть тебя желает немедля!
– Сей час буду, передай, – ответил престарелый воевода.
– Это из-за меня? – полушепотом спросил Кудеяр.
– Скоро узнаем, – болезненно поморщился князь. – Но коли Василий Иванович сегодня на всех поместьями гневается, я его недовольство как-нибудь перетерплю.
Князь вернулся уже к сумеркам. Степенно поднялся на крыльцо, кивнул ожидающим здесь Кудеяру и Ивану:
– Увы, не повезло. Землей не наградили. Однако же в наместники московские возвели. Править столицей остаюсь, покуда государь в отъезде. Завтра в Новгород Василий Иванович направляется. Промеж прочего тебя помянул, Кудеяр.
– Сказывай, Петр Васильевич, не томи, – попросил боярский сын. – Кару какую изобрел?
– Не особенную, – покачал головой князь Оболенский, теперь уже московский наместник. – Великий князь желает увериться, что ты покинешь столицу раньше него. Посему не обессудь, боярин, но на рассвете, едва откроются Рыбные ворота, ты должен выехать из них самым первым. Холопы мои о том проследят.
29 сентября 1510 года
Река Онега
– Инш-ш-шалла… – прошипел татарин, – Что ты забыл в преисподней, мой суровый брат?! Разве там есть место для живых? Или тебе наскучило искать обычной смерти?
Лодка опять уходила в ночь, полную падающего с небес мокрого снега, встречного ветра, холодных брызг, вылетающих из-под режущего пологие волны носа.
– Нужно успеть до ледостава, Рустам, – уже в который раз объяснял боярский сын. – Коли на реке вмерзнем, это все, конец. До весны к людям не выберемся.
– А если налетим в темноте на скалы?! Тогда мы не выберемся к людям вообще!
– Какие скалы, Рустам, это же не море! Разве топляк какой в воде окажется… Так ведь ему борта не пробить. Опять же, вдоль берега камыши. Коли приближаемся, шуршат, и можно отвернуть обратно на стремнину.
– Инш-шалла! – попытался еще глубже закутаться в халат басурманин. – Признайся, Кудеяр, ты сговорился с моим отцом и желаешь сохранить ему полста рублей выкупа, заморозив меня в этом черном ужасе!
– Шестьдесят пять! – поправил его боярский сын. – Полста за тебя, по пять за пленников и еще пять за коня, что остался на княжеском подворье. В письме, что торгаш повез в Крым, было указано шестьдесят пять.
– Шестьдесят пять, – согласился степняк. – И еще ты оставишь себе моего славного коня, моего верного, стремительного, выносливого Ингула! Люби его, мой коварный брат, как любил его я, и он никогда не подведет тебя ни в походе, ни в сече. Как хорошо, что я догадался не брать его с собой в царство ледяной смерти!
На самом деле оставить скакуна ему приказал Кудеяр, куда лучше знающий, какой окажется дорога.
От Москвы путники в три дня доехали до Волги на одолженных князем Оболенским повозках, а в Кимрах сели на попутную ладью. Уже через день Кудеяр с холопами и полоном сошел в Усть-Шексне. Ладья ушла на юг, в Кострому, а он на целых три дня застрял на постоялом дворе у Рыбной слободы. Но в конце концов терпение боярского сына оказалось вознаграждено – он нашел крупный струг, идущий до самого Белого моря.
Проторговавшийся купец с почти пустым трюмом охотно взял пассажиров – и путешествие продолжилось: по Шексне до Белого озера, через Красный волок на озеро Воже – а там уже вниз по течению, через Свирь, озеро Лача и по полноводной Онеге под всеми парусами!
Затяжные осенние дожди застали Кудеяра и его спутников уже на Лаче – но распутица, превращающая русские дороги в вязкую кашу, водный путь ничуть не портила. Люди, спасаясь от непогоды, спустились в трюм, на мешки и бочонки, а струг ничуть не замедлил скорости, не останавливаясь ни днем, ни ночью.
– Я тут всю жизнь хожу, – развеял опасения путников пожилой кормчий, одетый в стеганый кожаный кафтан с толстой суконной подкладкой и кожаную непромокаемую шапчонку вроде тафьи. – Иной год по два раза за сезон. С завязанными глазами по Онеге проведу! Зима же сюда, бывает, внезапно падает. Токмо вроде по чистой воде шел, а наутро встаешь, ан лодка ужо и вмерзла, да лед в ладонь толщиной! Не-е, боярин, я лучше недосплю, но зимовать на родной печи залягу…
На третий день пути, словно желая подтвердить слова кормчего, дождь превратился в мокрый снег, к рассвету слипающийся на поверхности реки в единую плотную шугу. Теперь уже и Кудеяр перестал возражать против спуска наперегонки с погодой, когда купец стоял у руля днем, а более опытный кормчий – ночью. И только постоянно мерзнущий Рустам то и дело принимался сетовать на судьбу.
Кормчий не обманул по поводу своего мастерства и способности ходить по Онеге с завязанными глазами – сухой стук борта о что-то твердое послышался среди ночи, в темноте. Испугавшись несчастья, путники высунулись из трюма – но бывалый кормчий сохранял спокойствие.
– Нименьга! – громко сообщил он. – У местных тут даже причальчик имеется, боярин, так что высадитесь с удобством!
Пока холопы с полонянами выгружали сундуки и мешки с походным добром, Кудеяр расплатился с капитаном и последним сошел на скользкие жерди стоящего на сваях помоста. Струг сразу отвалил, боярский сын, щурясь в темноту, пошел на голоса слуг, и вскоре под его сапогами захрустел снег. От неожиданности воин даже остановился, притопнул ногой – пятка врезалась, словно в камень.
Оказывается, по берегам Онеги уже наступила зима, земля успела замерзнуть и укрыться первым, пока еще тонким, снежным покровом. И только текучая вода еще оставалась жить в поздней осени. Но явно – ненадолго.
– Старик был прав, – пробормотал Кудеяр. – Еще несколько дней, и река тоже схватится. Аккурат к сроку поспели.
– Куда поспели, мой неверный родич?! – безнадежно вопросил Рустам. – Ты заживо подверг меня азад ал-кабру, могильному наказанию! Посмотри, здесь нет даже солнца!
