— Интересные у них тут правила, — усмехнулся Эспада. — Стало быть, если мы сумеем передать этот знак Диане…
— Боюсь, не все так просто, — поспешил разочаровать его монах. — Индейцы отнимут у нее амулет. Да, они не посмеют причинить ей вреда, пока амулет на ней, но ведь отобрать его можно и не убивая. А отнимут обязательно. Сами-то они ведь к Миктлантекутли не торопятся, только других торопят. Но! Кое-что с этим определенно можно сделать.
— Что именно?
— А вот тут надо подумать.
Падре глянул на солнце. По меркам ущелья уже наступал вечер. Солнце больше чем наполовину закатилось за его край, и тьма готовилась поглотить старое кладбище. Внизу, в джунглях, все еще был день, хотя и там он уже шел к своему завершению.
— Хорошенько подумать, — повторил падре Доминик и, тяжко вздохнув, добавил: — Эх, знать бы заранее, что они именно сюда прибегут, можно было бы наших солдат позвать. А теперь, боюсь, ни за что не успеть.
— Ничего, сами справимся, — отозвался Эспада с нарочитым оптимизмом.
Близко к лагерю они подобраться не смогли, но кое-что издалека рассмотрели. Дон Себастьян насчитал полсотни воинов, а ведь он смог увидеть далеко не всех. Лагерь хорошо охранялся, и еще неизвестно, как индейцы поступили бы с пленницей, заметив поблизости отряд испанских солдат. Придется действительно справляться самим.
Для удобства рекогносцировки забрались повыше. Там, с уступа, можно было наблюдать одновременно и за лагерем, и за подходами к кладбищу. Индейцы, скорее всего, тоже знали об этом удобном наблюдательном пункте, и сказать, что сверху лагерь был как на ладони, было никак нельзя. Аборигены искусно замаскировали его под сенью джунглей. Даже костер — и тот скрывала пальма. Лишь изредка в просветах между листьями мелькали фигуры сидящих у него индейцев. Несколько раз в поле зрения дона Себастьяна попадала Диана. Выглядела она усталой, но живой и не сильно пострадавшей. Аборигены не попытались приобщить ее к своей манере одеваться. Только рукава у платья были оторваны, да и это, наверное, случилось еще в ходе пленения. Две индианки постоянно держались по бокам от девушки, точно ее тени. Они даже двигались шаг в шаг с Дианой. Когда девушка надолго пропадала из поля зрения, дона Себастьяна начинали осаждать мрачные мысли, подбивая его немедленно действовать, и лишь благотворное влияние падре удерживало благородного идальго на месте. Индейцы отчего-то запаздывали с началом, и это тоже вносило свою долю беспокойства.
— Падре, — тихо окликнул Эспада монаха. — А жертва, она как обычно идет — впереди всех или сзади?
— Посередине. Чтоб не отняли по пути.
— Жаль. А то идея есть.
— Надеюсь, хорошая. А то мне только какие-то авантюры в голову лезут.
Эспада пожал плечами.
— Зависит от того, как за дело взяться. Эти скалы не такие уж прочные на вид. Если взорвать гранату прямо в проходе…
— А у нас есть граната?
— Порох есть, остальное — дело нехитрое. Только емкость подходящая нужна, но у меня вроде имеется кое-что подходящее. — Дон Себастьян заглянул в сумку и вытащил фляжку, подаренную Мирандой. — С вином, правда, но мы это дело сейчас поправим. Заодно и взбодрим дух перед боем.
— Главное, не переборщить, — усмехнулся монах.
— Да с чем тут перебарщивать? — в тон ему ответствовал Эспада.
Свернув крышку, он протянул флягу монаху, а сам снова полез в сумку в поисках чего-нибудь съедобного. Падре Доминик поднес ее ко рту, принюхался, резко помрачнел, повторил всю процедуру и вдруг, перевернув флягу, вылил ее содержимое на землю. Вылил аккуратно, держа руку так, чтобы ни одна капля даже случайно не попала на него или на дона Себастьяна.
— Можно было просто отказаться, — недовольно проворчал Эспада.
— Простите, дон Себастьян, — сказал падре, возвращая ему пустую флягу. — Но вам вместо вина налили сока манцинеллы.
— А по-испански?
— В Старом Свете такие не растут, — ответил монах. — Манцинелла — это здешнее дерево. Похоже на яблоню, даже плоды такие же, только все это ужасно ядовито. Индейцы говорят, что даже тень его смертельна. Тут они, правда, преувеличивают, но деревце сие не иначе как сам дьявол создавал. Здесь, в Новом Свете, это очень популярный яд. Обычно его подмешивают в вино, а вам, судя по запаху, вообще чуть ли не чистого сока налили. Это кто же вас так не любит?
Эспада озадаченно покачал головой.
— Даже не знаю. Я думал, наоборот, чуть ли не влюбилась.
— Быть может, и влюбилась, — тихо заметил падре Доминик. — Любовь горячей женщины, она — как солнце. Может согреть, а может и спалить… Вы поосторожней с фляжкой. Сок на кожу попадет — не так и страшно, разве что волдыри вскочат, а вот если в глаза попадет, то ослепнуть можно.
— Учту.
Фляга для обычной гранаты была великовата. Обычно их изготовляли размером с кулак или чуть больше, но то — официальные поставщики. Испанские же солдаты в последние годы войны были чуть ли не на полном самообеспечении. Не только в плане продовольствия — мародерство давно стало нормой, — но и по части прочего снаряжения. Сами отливали пули, сами чинили оружие, сами в долгие дни какой-нибудь затянувшейся осады мастерили гранаты из подручных материалов. А под руку чего только не попадалось.
Едва дон Себастьян закончил изготовление адского гостинца для служителей владыки преисподней, как лагерь, наконец, пришел в движение. Вначале внизу замелькали снующие туда-сюда аборигены, потом у подножия скал появилась целая процессия. Лагерь выступил практически в полном составе. Впереди шла группа из десятка воинов с факелами в руках. За ними выстроились основные силы. На глаз их было около сотни. Все — с оружием, за исключением Дианы и двух индианок. Большинство были вооружены копьями и топориками, но кое у кого имелись длинные луки или даже европейские шпаги и сабли. Около десятка индейцев несли большие раскрашенные щиты.
Пленницу поместили в самый центр колонны, окружив самыми рослыми воинами. Тех, в свою очередь, прикрывали щитоносцы. Замыкал процессию еще десяток воинов, почему-то следующих поодаль.
— Ну что, падре? — прошептал Эспада, отползая назад. — Придумали что-нибудь или будем сурово импровизировать?
— Ну, вообще-то да, хотя предпочел бы приберечь этот план на крайний случай.
— Так там и есть крайний случай, — заверил его Эспада. — Столько народу я никак не перебью, даже если бы у меня тут ящик гранат был бы.
Монах вздохнул.
— Ну что ж. Помните, я говорил, что жертвоприношение совершает только один-единственный жрец. С этим вашим трофеем можно оспорить его право совершить ритуал.
