Сначала ему это удавалось плохо, но он заставил себя начать еще от аэродрома и тогда, встававшие один за другим, с таким трудом вспоминавшиеся обрывки, постепенно начали выстраиватьься в довольно-таки строгую цепочку…
Вылет группы пришлось задержать больше чем на месяц. Причин задержки Усенко не знал, но догадывался, что кроме нелетной погоды, видимо, и обстоятельства в районе преполагаемой высадки были пока неблагоприятны.
Наконец долгожданное «добро» было получено. Сначала их темно-зеленый «дуглас» выполз на бетонку и, взревев моторами, поднялся в воздух. Потом в начинающихся сумерках он благополучно миновал линию фронта и долго-долго летел на запад.
Усенко хорошо помнил, как, несмотря на ночное время, в облачных просветах то и дело появлялась земля. Особенно легко различались с высоты озера. Они мягко поблескивали серебристыми овалами на фоне темных массивов леса.
Капитан прыгал первым. Тогда у него еще мелькнула мысль, как бы не забарахлил парашют, и, только почувствовав рывок наполнившегося купола, Усенко вздохнул с облегчением. Запомнилось также, что спуск был плавным и внизу появились какие-то огоньки.
Решив, что там деревня, Усенко подтянул стропы. От бокового скольжения появился ветерок, капитану показалось, что с куполом что-то неладно, он посмотрел вверх, и тут его воспоминания обрывались…
Как ни напрягал память Усенко, как ни старался, дальше шла совершенно непонятная абракадабра, состоявшая из несвязных обрывков то ли сна, то ли яви. Вроде были какие-то голоса, лица и совершенно точно — бьющий прямо по глазам, световой луч…
Нет, больше решительно ничего не вспоминалось, и Усенко, отбросив бесплодные попытки, попробовал встать. Тело повиновалось, правда, остро тянуло спину, голова была как с похмелья и почему-то кололо глаза, словно он наловил световых «зайчиков»…
Левый рукав комбинезона был разорван, и мышца выше локтя тупо болела. Зато правая рука была в порядке, и Усенко методично ощупал себя, проверяя, нет ли где крови. Он уже понял, что и его состояние, и подвал говорили одно: с ним, капитаном Усенко, случилось самое худшее…
Что его ждало, Усенко знал. Медленно (спешить было некуда) он обшарил пустые карманы и начал сначала осторожно, а потом все резче, разводить руками. Нет, капитан не делал зарядку, а просто выяснял, во что обошлось ему неудачное приземление…
Замок в дверях лязгнул, и капитан медленно повернул голову. На пороге возник ражий немец и с ухмылкой посмотрел на Усенко. Капитан закрыл глаза. Все было предельно ясно — это плен…
Четкое осознание случившегося, как ни странно, внесло успокоение, и капитан снова открыл глаза. Теперь в камере был уже не один немец, а трое. Двое в форме, а у третьего поверх кителя красовался белый медицинский халат.
Увидев, что пленный наконец-то пришел в себя, врач-немец потрепал Усенко за плечо.
— Как мы себя чуствовать?
— Хорошо… — через силу заставил себя ответить Усенко.
— Гут! Сейчас будет есчо лютше…
Немец завернул разорванный рукав, наложил на руку Усенко жгут и медленно, со знанием дела, сделал внутривенный укол. Потом отложил шприц в сторону и начал приглядываться к капитану. Заметив что-то понятное только ему, он оживился.
— Ну что? Я есть правый? Немного лютше?
— Да…
Усенко действительно ощутил прилив бодрости и даже сделал попытку встать, но немец тут же замахал руками.
— Нихт, нихт, пока лежать! Ты немножко плехо падать… Но теперь нитшего. Потом немножко можно ходить…
Почувствовав к этому немцу нечто вроде благодарности, Усенко решился спросить:
— Что со мной?
— У тебя есть сильный ушиб. Ты со своим парашют падать прямо на дерево. Наши зольдат снимать тебя просто с ветка.
Немец коротко хохотнул, поднялся с топчана, на котором лежал Усенко и строго сказал:
— Ты получаль немецкий медицинский помощь, альзо…
Он сделал строгое лицо, поднял палец кверху и кивнул на тех двоих, которые так молча и проторчали рядом все это время.
— Но мошет быть сопсем иначе… Ты тумай…
Замок снова лязгнул. Нитка лампочки в очередной раз дрогнула, и капитан остался один. Да, теперь он хорошо понимал, все может быть совершенно иначе…
* * *
Коридор с окнами во внутренний дворик, где стояли автомобили, был длинным. Усенко видел их через окна справа. Слева были черные, обитые клеенкой двери, за спиной слышались тяжелые шаги конвоира. Капитан не знал, что ему вколол улыбчивый немец, но только боль прошла, в голове стоял легкий звон, а тело было абсолютно послушным. Состяние стало каким-то непривычно легким, и Усенко спокойно шел туда, куда вел его конвоир.
Кабинет, куда попал Усенко, был обычный. За столом сидел лысоватый майор, самодовольно поглядывавший на капитана, сбоку за пишущей машинкой пристроился канцелярист, а спиной к свету стоял еще кто-то. Его Усенко не стал разглядывать, а просто уставился в зарешеченное окно. Сразу за стеклом висела ветка вся в свежераспустившихся листочках, и по ней прыгал воробей.
— Вы есть кто? — лающе спросил майор-немец и, словно услыхав его, воробей вспорхнул с ветки и улетел.
Конвоир угрожающе засопел в ухо, но мысли Усенко все еще были заняты воробьем, и он довольно бездумно ответил:
— Шофер…
— О, я! — коротко рассмеялся немец. — Но это там, дома, а здесь лес, автомат, парашют, альзо, ты есть диверсант… Отвечай!
— Автоматчик я, приказали, прыгнул…
— Послюшай, автоматчик, мы уважайт такой противник. Ты получаль медицинский помощь. Я верю, ты есть шофер, но я хочу знать, как ты стал парашютист?
— Действительную в парашютных войсках служил… Раньше… А перед войной секретаря возил, вот и попал…
— Секретаря? О, это я понимайт… А может, твой секретарь тоже с тобой прыгать? Нет?.. — майор смешно наклонил голову.
— Скажете тоже, прыгал… Секретарь — это ого-го!..
Усенко откровенно «валял ваньку», но немец уже что-то заподозрил.
— А потшему ты даешь показаний?.. Вам же молшать велят?
— А чего ж мне кобениться-то? Я, чай, не мальчишка какой, понимаю… Да и вон… — Усенко приподнял руку. — Опять же, лечили…
— О, гут, гут, ты всй понимайт правильно! — Немец повернулся к стоявшему против света штатскому. — Пан Ленковский, начинайте…
Штатский, до сих пор безучастно стоявший в стороне, дернулся, зачем-то повернулся к окну и, сняв пенсне, заученно начал:
— Наме, форнаме, имя, фамилия…
Судя по всему, это был переводчик, но, едва услыхав его голос, Усенко вздрогнул. Сейчас этот пан Дембицкий, или Ленковский, уличит его и взамен потребует выложить все, как есть. Мысли капитана враз разлетелись, но Дембицкий, как ни в чем ни бывало, долбил свое:
