Читатель поймет, как должен был дорожить им лорд Ричард, если узнает, что вышеозначенный лорд заплатил за этот нос три гинеи одному хирургу в Йорке, на родине лорда.
Нос был из картона, на серебряном каркасе, и так прекрасно сделан, что Фэнсгоу был очень рад, что утратил тот, которым его первоначально наделила природа.
Остальная часть особы лорда Ричарда была безукоризненна. Его называли горбатым только люди, не любившие его, а чтобы не заметить, как он хромает, надо было предварительно быть ослепленным его орденом подвязки.
Англичане по большей части красивы, хорошо сложены и вообще безукоризненны относительно правильности форм, тем не менее нельзя сказать, чтобы у них была приятная наружность. В их наружности есть что-то отталкивающее, под свежим цветом лица просвечивает эгоизм, самая любезность их напоминает собою сухой столбец цифр.
Бессмертному дон Жуану никогда не приходило в голову воплотиться в англичанина; чтобы соблазнять дам, ему подходила меланхолическая маска германца, живое и страстное лицо итальянца, жгучий взгляд испанца или, по крайней мере, живая и остроумная улыбка чистокровного француза. В образе же англичанина — одного из тех прекрасных англичан, которые кажутся восковыми фигурами, у которых на теле Аполлона сидит голова куклы, дон Жуан говорил бы в нос: «Я тебя люблю», и умер бы от сплина прежде, чем завоевал бы сердце какой-нибудь неутешной вдовы.
Не будучи обольстительным, даже когда он хорош собою, англичанин отвратителен, когда некрасив.
Лорд Фэнсгоу, можно сказать, превосходил эту привилегию своей нации. Его вид внушал недоверие и отвращение. За его некрасивой улыбкой виднелось коварство и надо было быть очень доверчивым, чтобы не замечать хитрое выражение его глаз.
Тем не менее, глубоко пропитанный основными правилами английской политики, он был сносным дипломатом и пользовался доверием Букингэма.
В ту минуту, когда прекрасный падуанец был введен в кабинет лорда, последний писал письмо. Он сделал знак вошедшему подождать и продолжал свое занятие.
Макароне отвечал грациозным жестом и непринужденно опустился в кресло.
— Не обращайте внимания, милорд, — сказал он, — я был бы в отчаянии, если бы вы стали со мною церемониться.
— Фэнсгоу поднял на Асканио свои полузакрытые глаза и на мгновение остановил перо. Его лоб слегка нахмурился. Презрительная улыбка мелькнула на его губах.
Макароне начал играть кружевами своей манжетки и взглянул на милорда со снисходительной улыбкой, которая, казалось, говорила:
«Между друзьями все должно быть просто».
«Этот дурень порядочный оригинал», — подумал Фэнсгоу.
Затем он снова стал писать.
Размышляя, он совершенно забыл о присутствии падуанца и начал, как это делают многие, шепотом диктовать себе письмо.
Макароне весь обратился в слух, но мог уловить только несколько отрывочных фраз, смысл которых совершенно ускользал от него. Он понял только то, что милорд был в восторге от оборота, который принимали дела, и скоро надеялся достичь желаемого результата.
Окончив письмо, Фенсгоу позвонил, и в комнату вошел Балтазар.
— Отнеси это письмо к Виллиаму, моему секретарю, — сказал лорд, — и принеси мне назад, когда он перепишет его. Что могу я для вас сделать? — прибавил он, обращаясь к
Асканио.
— Вы можете сделать многое, милорд, — отвечал падуанец, придвигая свое кресло к Фэнсгоу. — Вы и я, мы можем многое сделать друг для друга.
Лорд Ричард вынул часы.
— Я спешу, — сказал он.
— Точно так же, как и я, но дело идет не о пустяках; будьте так любезны, выслушайте меня. Мое имя…
— Я вас знаю; дальше.
— Мне делает большую честь, что ваше сиятельство знает меня. Смею надеяться, что вы точно так же знаете и моего патрона, дона Луи Суза, графа Кастельмелора?
Фэнсгоу поклонился.
— Это благородный человек, — продолжал Асканио, — он могуществен и может сделаться еще могущественнее, так как у него великие планы.
— Что мне до этого за дело?
— Такое дело, что вам надо разрушить их, милорд. Видите ли, я наизусть знаю вашу политику и политику моего знаменитого друга и покровителя. У вас есть один общий враг — королева; но ваши цели не могут быть одинаковыми. Вам, милорд, на португальском троне нужен призрак короля, манекен, вроде Альфонса VI, например; для графа же Кастельмелора нужно…
— Что такое? — спросил Фэнсгоу.
— Чтобы узнать это, милорд, вам надо заплатить тысячу гиней.
— Это дорого для подобной тайны.
— Разве она вам уже известна?
— Я знал ее раньше вас. Может быть, даже ранее самого Кастельмелора.
Макароне бросил на лорда недоверчивый взгляд, потом взгляд его с отчаянием устремился на шкатулку, из которой Фэнсгоу вынул гинеи для монаха.
— Вы ничего больше не имеете мне сказать? — спросил англичанин.
— Как поверенный графа, я вынужден молчать, милорд, — печально сказал Асканио, — но как начальник королевского патруля…
Фэнсгоу жестом заставил его замолчать. Он снова позвонил, и в полуоткрытую дверь просунулась физиономия Балтазара. В то же время англичанин открыл шкатулку, и ослепленному взору Асканио предстала целая куча различных золотых монет.
— Позовите сэра Виллиама, — сказал Фэнсгоу Балтазару.
Балтазар вышел, лорд отсчитал сто гиней. Асканио, онемев от изумления, глядел на него. Рука его инстинктивно то сжималась, то разжималась, как бы ощупывая золото, вид которого кружил ему голову.
В эту минуту на пороге двери, которая вела во внутренние комнаты, показался секретарь.
Асканио взглянул в его сторону и был поражен. Возглас удивления уже готов был сорваться с его губ, но секретарь приложил палец к губам, призывая к молчанию.
— Милорд, звали меня? — сказал секретарь, медленно подходя к посланнику.
— Садитесь, сэр Виллиам, и припишите внизу моего письма, в форме post-scriptuma, следующее:
«Сегодня вечером Изабелла Немур-Савойская исчезла, похищенная солдатами королевского патруля».
Этот полк получает жалованье от Испании, так что никакое подозрение не может пасть на правительство его величества короля Карла.
Виллиам повиновался.
— Господин капитан, — торжественным тоном продолжал милорд, — Англия страна великодушная, потому что она могущественна. Не думая пользоваться в настоящем затруднительным положением Португалии для того, чтобы водворить над нею свою власть, она, напротив того, делает все усилия, чтобы уменьшить затруднения этой страны. Среди общего положения дел, королева служит камнем преткновения, королева возвратится во Францию… Если только на пути с ней не случится какого-нибудь приключения. Сейчас мы переговорим о средствах, как устроить наше дело и возвратить спокойствие стране, к которой Англия питает материнскую любовь.
