Как раз посередине между Ровно и Луцком.
— Ты готов выехать туда?
— По первой команде.
— Ладно… Отдыхай пока. Поводи жену по театрам, музеям; одним словом, — утоли её духовный голод, а то, как мне доложили, Ольга Александровна скоро напрочь увянет без высокого советского искусства.
— Понял, товарищ Сталин. Разрешите идти?
— Погоди. Ещё один важный нюанс. Этот Радзивилл, когда отступал с Наполеоновскими войсками, из Несвижа направился прямо на запад — в Польшу или…
— Хотите знать, не заходил ли он по дороге в Олыку?
— Да.
— Нужно пошарить в архивах, покопаться в библиотеках…
— Я поручу, чтобы этим занялись. А ты отдыхай, наслаждайся, как говорят, жизнью… Сегодня у нас какой день?
— Четырнадцатое, суббота…
— В конце следующей недели встретимся, здесь же — в Кунцево — и окончательно согласуем наши намерения… Александр Николаевич!
— Я!
— Проводите гостя.
— До свидания, товарищ Сталин, — поклонился Ярослав. — Разрешите идти?
— Иди, сынок! — Иождь сначала пригладил одной рукой свои роскошные усы, и только затем поднёс ко рту трубку. — До встречи…
* * *
— Хоть бы предупредил… — выдохнул Плечов, опускаясь на сиденье «рашен-бьюика», как называли этот советский автомобиль на Западе.
— Извини. Нельзя было. Иначе — весь сюрприз коту под хвост, — улыбнулся Алексей, запуская двигатель.
— Согласен, как любит говорить в таких случаях старший майор Цанава.
— К слову, как тебе его методы?
— На лице. Можешь полюбоваться…
— Извиняй — издержки производства.
— По моему глубокому убеждению, своим поведением он только дискредитирует наши славные правоохранительные органы.
— Не суди — и не судим будешь! Мы планировали начать внутреннее расследование против всего наркомата внутренних дел Белорусской республики, но сейчас это невозможно. Не переживай, за самоуправство Лаврентий Фомич получит сполна. Но работник он цепкий и полезный.
Спорить Ярослав не стал, а капитан, решив, видимо, что тема исчерпана, спросил:
— Тебе куда?
— Вези сначала домой. Там разберёмся.
— С кем? С чем?
— С хозяйкой. Не знаю почему, но уж больно негостеприимно она нас приняла.
— Здесь моя недоработка. Надо было раньше довести до твоего ведома, что у гражданки Ладогиной появился новый кавалер. Любовник. Дядя Стёпа. Мультфильм одноимённый видел?
— Нет.
— А в кинотеатре давно бывал?
— Давненько.
— Сходи. Его показывают практически перед каждым киносеансом. В качестве журнала, — Копытцев в очередной раз поправил очки и вполне артистично продекламировал:
В доме восемь дробь один
У Заставы Ильича
Жил высокий гражданин,
По прозванью Каланча.
Рост у него — метр девяносто, если не больше… Слесарь-сантехник пятого разряда. Мастер на все руки.
— Поймаю, проучу обоих. Чтобы не порочили светлую память отца…
— Сегодня — суббота. Именно в этот день он обязательно проведывает свою ненаглядную. Сразу после смены. И, бывает, остаётся на ночлег. Только калечить кого-нибудь из них — не рекомендую. Нет у нас такого права.
— Да понимаю.
— Лучше собрать волю в кулак — и ждать. Терпение в чекистской профессии — одно из главных качеств. Однако вернёмся к нашему литературному персонажу:
По фамилии Степанов
И по имени Степан,
Из районных великанов
Самый главный великан…
— Он тоже Степан Степанов, — догадался Яра. — Ты ничего не выдумал?
— Нет, конечно.
— А стих хороший. Кто его написал?
— Сергей Михалков.
— Где-то я уже встречал фамилию автора. Уж не в журнале ли «Пионер»?
— Всё может быть. Ты даже такие читаешь?
— Иногда листаю — сын растёт…
— Извини, не хотел тебя обидеть, — заметив, что подчинённый «надул губы», сменил тон Алексей Иванович. — По долгу службы чекист обязан просматривать всякую прессу: и детскую, и рабочую, и партийную… Чтобы в любой компании не терять лицо… Впрочем, кому я это объясняю? Без пяти минут кандидату наук!
— Не льсти… Ты-то уже защитился?
— Ещё нет. Хорошо тебе — и в органах, и одновременно в науке. А я и в самом кошмарном сне не мог себе представить, что «командировка» так затянется!
— Скучаешь по аспирантуре?
— Ещё как… Приду домой, сяду за стол, начну писать. Две-три строчки накрапаю — и «аллес капут»: либо посыльный, либо звонок по телефону — шуруй, братец, на работу: защищать советскую власть от вражеских происков… О! Шлагбаум! Так быстро. Не зря говорят, что путь домой всегда короче. Сейчас предъявлю пропуск — на выезд из режимной зоны — и продолжим нашу беседу.
— О’кей, как говорят американцы.
— Кстати, ты какими языками владеешь?
— Английским, немецким, можно сказать, — в совершенстве, французским, испанским — похуже, на разговорном уровне, итальянским — со словарём.
— Молто бэнэ [42]!
— Грацие [43].
На сей раз дотошный знакомый Копытцева — Григорий — решил отступить от своих принципов и предписанных свыше правил — даже не взглянул на предъявленный ему документ. Отмахнулся устало, мол, езжайте — и пошёл в будку к напарнику по только что выпавшему — и уже не растаявшему — снежку.
— А мне удостоверение когда выпишешь? — шутливо поинтересовался Яра, прекрасно осведомлённый о том, что на нелегалов распространяются далеко не все правила, действующие в их ведомстве.
— Не положено, — подтвердил Алексей.
— Жаль.
— Вот состаришься, легализуем тебя в системе — тогда «ой». Документы, грамоты, ордена-медали, почести разнообразные, наконец — заслуженная слава!
— И на том спасибо.
— Кстати, новый хахаль Ефимовны — жуткий бузотёр, как выпьет — ключи летают, словно перелётные птицы.
— Какие ключи?
— Все, какие только есть на белом свете: и торцевые, и накидные, и гаечные, и трубные…
— Вот в каком смысле!
— Ну да, он ведь сантехник… А матершинник, прости меня Господи! Из однокоренных матов может целое предложение составить. А порой — и не одно.
— Это как?
— Ну, например: на фига до фига нафигачила; выфигачивай на фиг!
— Сам придумал?
— Нет. От него слышал. Когда под видом участкового приезжал на семейные разборы. Так он крыл свою Ефимовну за то, что набросала целое ведро мусора. С верхом.
— Круто. А я с ним Оленьку свою оставил! Притопи, братец, педаль газа, а то сердце из груди выскакивает от таких, прямо скажем, не самых приятных новостей.
— Ладогина однажды, кстати, даже пыталась его прописать, но не вышло.
— Ваша работа?
— А то чья?
— Алексей Иванович, дорогой, очень тебя прошу: употреби всё своё влияние, но жильё у этой сучки — отбери.
— Хорошо. Небольшой срок за хулиганство моментально остудит их головы. А квартира вернётся туда, откуда её распределили по ордеру. И в знак уважения к профессору будет пожалована его ближайшему сподвижнику — товарищу Плечову. Я сам выйду с таким ходатайством к соответствующим органам.
— Вы необыкновенно щедры, товарищ капитан.
— Знай наших, Яра!
* * *
У