— Значит, у вашего величества нет для меня приказаний на сегодня?
— Нет никаких, добрый мой Крильон!
— Тем лучше, государь, потому что я устал и отправляюсь спать.
— Покойной ночи, друг мой Крильон! Герцог ушел. Тогда к королю подошел Мовпен и сказал:
— Покойной ночи, государь.
— Как? И ты тоже хочешь спать?
— У меня любовное свидание, государь!
— Ну, так надо идти… Но будь осторожен, друг мой Мовпен! Вспомни, что случилось со мною в Шато-Тьерри!
— О, ведь я не король! Покойной ночи, государь!
— Покойной ночи, милочка! Мовпен ушел.
Тогда король обратился к д'Эпернону и сказал ему: — Удивительно, как все они — и королева, и Крильон, и
Мовпен — в один голос хотят, чтобы я арестовал герцога Гиза! — Но, может быть, они не совсем неправы, государь? — осторожно заметил тот.
— Нет, они неправы. Когда располагаешь восемью тысячами швейцарцев, не к чему арестовывать герцога Гиза. Его просто надо вытурить из Парижа, только и всего. Кроме того, я раздумал судить герцогиню; я просто попрошу ее выехать в Нанси, только и всего.
— А если она откажется, государь?
— Ну, так у меня имеются мои швейцарцы! Пойдем-ка, посмотрим на них во дворе!
В это время королева-мать увлекла в соседней комнате Крильона в амбразуру окна и сказал ему:
— Герцог! На моего сына опять нашел приступ слабости, когда надо рискнуть навлечь на себя его гнев ради пользы монархии. Надо отважиться на крупную игру…
— Я очень люблю крупную игру, — заметил Крильон.
— Надо сделать то, чего не хочет государь…
— Вашему величеству угодно…
— Мне угодно, чтобы вы последовали за мсье Дюзесом, — она показала рукой на Мовпена, — и арестовали всех заговорщиков!
— Ну что же, это очень просто! — ответил Крильон. — Вы покажете мне дорогу, мсье Мовпен?
— Да я только за этим и пришел, — ответил шут короля и тут же подумал про себя: «На кой черт быть королем Франции, если тебя не слушают?»
Мовпен довел Крильона с тридцатью гвардейцами до начала улицы Львы Святого Павла и здесь остановился.
— Ну-с, где это? — спросил Крильон. — Которую дверь надо высадить?
— Никакую, — ответил Мовпен. — Прежде всего обратите внимание на то, что я вам скажу. Из дома ведь имеются два выхода, так что стоит нам начать ломиться в один, как все птички упорхнут через другой. Значит, первым делом надо разделить наш отряд на две части и занять оба выхода. Затем нет никакой нужды ломать дверь, раз ее можно открыть. Я опять заберусь туда и без шума впущу вас. Кроме того, в доме сира де
Рошибона находится мой приятель, и если мы поднимем шум, то горожане могут обнаружить его присутствие и расправиться с ним по — свойски. А этого человека следовало бы поберечь!
— Да? Кто же это такой?
Мовпен наклонился к уху Крильона и шепнул ему что — то. Крильон вздрогнул, подавил радостное восклицание и сказал:
— Ну, значит, наше дело выиграно! Он один стоит целой армии!
— Теперь подождите меня! — сказал Мовпен и пустился вверх по лестнице дома, где жила Перина.
Гризетка сидела на кровати и лила горькие слезы по поводу неожиданного исчезновения милого дружка. Увидев его, она вскочила с возгласом радости и сказала, обвивая его шею руками:
— Ну, теперь уж ты не уйдешь, нет!
— А вот посмотрим! — ответил Мовпен, проворно высвободился из ее объятий и выскочил на крышу.
Перед тем как спуститься во двор, он прилег на край крыши и заглянул в окна надворного флигеля. Двор по — прежнему был пустынен, в окнах надворного флигеля по-прежнему виднелся свет, и по-прежнему герцогиня Монпансье вела заседание. Только герцога Гиза уже не было видно.
— Черт возьми! — пробормотал шут. — Уж не ушел ли он? А я-то представлял себе, как уютно и спокойно будет герцогу Гизу в Венсенской крепости!
Затем Мовпен скользнул по веревке вниз во двор и подкрался к дереву, на ветке которого остался его «приятель». Однако последнего уже не было здесь. Напрасно Мовпен озирался по всем сторонам — нигде не было видно характерного силуэта незнакомца. Но искать его ему было некогда, так как из дома донесся голос герцогини, произнесший:
— Ну, господа, раз все готово, то разойдемся теперь и будем завтра каждый на своем посту.
Мовпен подбежал к воротам, поднял железный брус, распахнул створки и крикнул:
— Сюда!
Тогда Крильон и гвардейцы вошли во двор. В то же время в комнате, где собрались заговорщики, поднялась страшная суматоха. Сир де Рошибон подбежал к окну и спросил:
— Кто здесь?
— Слуги короля! — ответил Крильон и приказал запереть ворота и обнажить шпаги.
Что же сталось с «приятелем» Мовпена? Когда горожане, под председательством герцогини
Монпансье, обсудили все подробности «дня баррикад», Рошибон торжественно провозгласил герцога Гиза вождем инсургентов. Но герцог ответил:
— Я очень благодарен вам за честь, друзья мои, но, чтобы я мог принять начальство над вами, надо, чтобы вы сначала восстали, воздвигли первые баррикады и принялись настойчиво требовать моего руководства. Тогда меня не смогут обвинить в желании ниспровергнуть своего царственного кузена: я только уступлю желаниям народа!
— Это правда! — согласились горожане.
— Теперь дело только за предлогом, — продолжал Гиз. — Но я уже говорил вам, что предлог можно найти во всем. Заведите ссору с королевским солдатом, а там уже дело пойдет само собою! Ну, а теперь до свиданья! Мне тоже нужно отдать кое-какие распоряжения!
Герцог вышел из зала, однако направился не к воротам, выходившим на улицу Львы…. а в сад, дверка которого выходила в переулок.
Сделав десяток шагов по саду, герцог вдруг остановился, услыхав, что кто-то следует за ним по пятам. Он обернулся и увидел, что какой-то замаскированный незнакомец поспешно догоняет его. Гиз положил руку на эфес шпаги и, остановившись, спросил:
— Кто вы? Что вам надо? Вместо ответа замаскированный обнажил свою шпагу.
— Сюда! Ко мне! — крикнул герцог.
— Разве вы такой трус, герцог? — насмешливо спросил незнакомец. — Ведь вы же видите, что я один!
— Тогда скажите, кто вы?
— А вы не будете звать на помощь? Ну, так вспомните: десять лет тому назад мы бились с вами так же, как собираемся биться теперь, и вы оставили меня полумертвым на пороге кабачка Маликана!
— Генрих Наваррский! — вскрикнул Гиз.
— Он самый!
— Ну, так в позицию, черт возьми, в позицию! — и герцог Гиз с озверением ринулся на Генриха.
— Дорогой герцог, — иронически сказал последний, — как видите, я сделал большие успехи в фехтовании, потому что теперь легко парировал финт, которым десять лет тому назад вы уложили меня плашмя!
