Клара Моисеева - Учись, Сингамиль!

«Отец хорошо со мной разговаривает, – подумал Сингамиль. – Он добрый, не стал хлестать плеткой, говорит разумные слова».

– Ты можешь сказать: не хочу быть писцом, хочу быть пастухом, – продолжал отец, – попробуй, проклянешь белый свет. Целыми днями будешь изнывать под знойным солнцем. То надо гнать этих тварей на водопой, то бежать за ними, чтобы не полезли на огород соседа, то не спать всю ночь, сторожить, чтобы волк не задрал. Ты думаешь, что скотина в безопасности в скотьем загоне? Волки снуют повсюду. А если злодей попортит несколько овец, то станешь ты рабом, не откупишься.

– Я не буду пастухом, уж лучше стану я рыбаком, – пробормотал Сингамиль.

– Пусть хранит тебя добрая богиня от такой напасти! Знаешь ли ты, какая жалкая доля у рыбака? Стоять тебе по пояс в воде знойными днями и темными ночами. Сколько ни добудешь рыбы, а все будет мало твоему хозяину. Он даст тебе лодку и снасти, а вытянет жилы, заставит работать без отдыха. Когда прикажет вязать сети, считая это занятие бездельем, твои руки еще больше устанут от плетения. Они будут изуродованы от постоянного пребывания в воде и таскания тяжестей. Ты видел руки рыбаков? Распухшие, красные, мозолистые.

– Не буду я пастухом, не буду рыбаком, стану я печь ячменные лепешки. Хлебопек всегда поест досыта. – Сингамиль весело рассмеялся, довольный своей выдумкой.

– Глупая твоя голова, – возразил отец. – Не поешь ты досыта, а будешь обожжен пламенем печи. Не только волосы опалишь на своей курчавой голове, но и бровей не останется. Руки не будут просыхать и покроются коркой. Некогда тебе будет смывать тесто. Оно окаменеет на твоих руках, замазанных по локоть. Одежда на тебе истлеет от постоянного пота, а где ты возьмешь новую одежду, бедный человек?

– Я знаю, ты сейчас расскажешь мне, как трудно пахарю и садовнику, как много они платят за аренду земли, за воду, за вола. Я знаю, когда вол падет по моей вине, то не расплатишься с хозяином и станешь рабом. Я про все это читал в «доме табличек». Я все знаю. А писать лучше не умею. Уммиа велит писать ровно, красиво, без ошибок. Можно подумать, что мальчик, выйдя на белый свет, хватает мокрую глину, делает ровную, гладкую табличку для письма и пишет. Так не бывает!

– Я бы мог отхлестать тебя за лень, за глупые речи! – воскликнул писец, с трудом сдерживая улыбку. – Но я проявлю терпение, лучше прочту тебе несколько строк. Помолчи, склони к моим словам уши, тебе будет великая польза.

Отбросив плетку и взяв в руки табличку, Игмилсин стал читать:

– Кто же он? – спрашивает мальчик.

– Это Гильгамеш, на две трети бог, на одну – человек он. Жил Гильгамеш в Уруке, и не было никого его сильнее.

– Расскажи о нем! – оживился Сингамиль. – Он убил льва?

– Что для него лев? Он отважился пойти на злобного Хумбабу, стерегущего кедровый лес Ливана. Голос чудовища был подобен урагану. Земля сотрясалась, когда он в гневе рычал, оберегая кедры. Никто не отважился пойти в тот лес, а Гильгамеш не побоялся. Вместе со своим другом Энкиду он пошел на поиски Хумбабу. Он хотел изгнать из мира все, что есть злого. И он победил Хумбабу.

– Об этом табличка? – спросил Сингамиль, рассматривая табличку в руках отца.

– Это другое, здесь написано о великом потопе. Отважный Гильгамеш обо всем узнал у самого Утнапишти. Был такой человек, он стал подобен богу после потопа. Великий Шамаш благословил его и велел построить большой корабль, когда боги задумали затопить всю землю.

– А где же мы были тогда? – спросил Сингамиль, явно заинтересованный рассказом отца.

– Нас еще не было на свете, а наши предки – весь род Утнапишти: искусные мастера возводить стены, строить храмы, делать оружие и золотые украшения для царей – все были собраны на этот корабль. Туда же он пригнал животных, птиц и букашек, чтобы не осталась земля необитаемой после потопа. Еще погрузил он туда золото, серебро и всякое оружие, много всего поместилось на этом корабле. И засмолил его Утнапишти, чтобы вода не проникла в щели. Крепким был этот корабль. И пошли великие дожди, залили они всю землю, затопили белый свет. А корабль Утнапишти – крепкий, засмоленный – плыл по разлившейся реке. И не было видно земли. Вокруг одна вода.

– И дома исчезли? – спросил Сингамиль. – И храмы затопило?

– Все исчезло под водой. На седьмой день Утнапишти выпустил голубя, чтобы узнать – есть ли где сухая земля? Голубь вернулся на корабль – не было сухой земли, не было зеленой ветки, повсюду была вода. На следующий день Утнапишти выпустил ласточку, но и та вернулась, не найдя места, где присесть. Через несколько дней послал Утнапишти ворона, и тот не вернулся, видно, нашел сухое местечко, где вода спала. Так кончился великий потоп.

– А что было дальше? Расскажи, – просил Сингамиль, – я люблю страшные сказки.

– Не сказка это, а быль. Об этом написано в старинных табличках. Только не думай, что я стану тебе их читать. Научишься искусству писца, тогда и прочтешь. Ты бежал из «дома табличек», словно там пожар. Испугался палки. И не стыдно тебе? У дверей нашего дома двенадцать зарубок, я делал их каждый год, отмечая твое рождение. Тебе двенадцать лет, а ты плачешь, не хочешь учиться. Скольких трудов мне стоит твое учение! Я копил деньги, чтобы купить дорогое полотнище с каймой. Я не позволил сделать для себя праздничную одежду, отдал драгоценное полотнище уммиа. Его ноги прикрыты красивым одеянием, а у меня его нет.

Уставившись в табличку, Сингамиль шептал прочитанные слова. Он давно уже не слушал наставлений отца. А когда отец умолк, мальчик громко повторил:

– «…Снеси жилище, построй корабль…» – прочел вслух и радостно рассмеялся. – Они давно написаны, потемнели, обожжены, – сказал он с уважением. – Я таких еще никогда не видел.

– Ты смышлен, когда дело не касается учения. Разглядел, что старые, обожженные. Эти таблички дороже золота. Хранитель табличек Нанни прячет их в царском хранилище. Да будет тебе известно: этим табличкам сто лет.