Второй комиссар был озадачен не меньше первого простым и бойким объяснением мушкетера; ему, как гражданскому чиновнику, очень хотелось бы обвинить военного; но имена де-Тревиля и герцога де-ла-Тремуля заставили его задуматься.
Атос был также отправлен к кардиналу; но, к несчастию, кардинал был в Лувре у короля. Это было именно в то время, когда де-Тревиль, побывав у главного уголовного судьи и у губернатора Фор л’Евека и не найдя Атоса, пришел к его величеству.
Как капитан мушкетеров, де-Тревиль мог во всякое время свободно являться к королю.
Известно, что король был сильно предубежден против королевы, и что кардинал, не доверявший в своих интригах гораздо больше женщинам чем мужчинам, искусно поддерживал эти предубеждения. Одною из главнейших причин этого предубеждения была дружба королевы с г-жею де-Шеврёз. Эти две женщины беспокоили его больше чем войны с Испанией, распри с Англией и расстройство финансов. Он был убежден, что г-жа де-Шеврёз служила королеве не только в политических, но и в любовных ее интригах, что его всего больше мучило.
При первых словах кардинала о том, что г-жа де-Шеврёз, изгнавшая в Тур, приезжала тайно в Париж, где пробыла пять дней, и полиция не знала об этом, король пришел в ужасный гнев.
Капризный и неверный король хотел, чтобы его называли Людовиком Справедливым и Целомудренным. Потомству не легко понять этот характер, объясняемый в истории только фактами, а не рассуждениями.
Но когда кардинал прибавил, что не только г-жа де-Шеврёз была в Париже, но что притом королева снова вступила в сношения с нею посредством переписки, которую тогда называли кабалистикой когда он доказывал, что он, кардинал, начинал распутывать самые тайные пути этой интриги, и в ту самую минуту, когда можно было арестовать на месте преступления, гири очевидных доказательствах лазутчика, поддерживавшего сношения королевы с изгнанницей, какой-то мушкетер осмелился насильственно помешать ходу правосудия, бросившись со шпагою в руке на честных людей, на которых возложена была законом обязанность беспристрастно исследовать дело, чтобы доложить о нем королю. Людовик XIII не мог более удержаться; он хотел уже идти к королеве, бледный, в сильном негодовании, которое иногда доводило этого принца до самой холодной жестокости.
И между тем кардинал не сказал еще ни слова о герцоге Бокингеме.
В это время вошел де-Тревиль, хладнокровный, вежливый, в мундире безукоризненной чистоты.
Предугадывая по присутствию кардинала и по расстроенному лицу короля все что между ними происходило, де-Тревиль почувствовал себя сильным как Самсон перед Филистимлянами.
Людовик XIII уже дотронулся до ручки дверей, но услышав, что вошел де-Тревиль, он обернулся.
– Вы пришли кстати, сказал король, который не умел притворяться, когда страсти его достигали известной степени: – я узнал прекрасные вещи о ваших мушкетерах.
– А я имею сообщить вашему величеству прекрасные вещи о гражданских чинах, сказал хладнокровно де-Тревиль.
– Что вам угодно? сказал король высокомерно.
– Имею честь сообщить вашему величеству, продолжал де-Тревиль тем же тоном, что приказные и полицейские люди очень почтенные, но, как кажется, очень раздраженные против мундира, позволили себе арестовать в доме, вывесить на улицу и отправить в Фор л’Евек, все по предписанию, которое не хотели мне показать, одного из моих, или лучше сказать ваших, государь, мушкетеров, безукоризненного поведения, почти знаменитой репутации, известного вашему величеству с хорошей стороны, г-на Атоса.
– Атоса, сказал машинально король; да, действительно, это имя мне известно.
– Припомните, ваше величество, сказал де-Тревиль, что Атос, это тот самый мушкетер, который в известной вам неприятной дуэли имел несчастие тяжело ранить Кагюзака; кстати, продолжал он, обращаясь к кардиналу, кажется, Кагюзак совершенно выздоровел.
– Благодарю, сказал кардинал, сжимая губы от гнева.
– Атос пришел навестить одного из своих друзей, продолжал де-Тревиль, молодого беарнца, служащего в гвардии вашего величества в роте Дезессара; но только что он успел войти к другу своему и, не застав его дома, взял в ожидании его книгу, как толпа полицейских служителей и солдат осадили дом, проломили несколько дверей…
Кардинал сделал королю знак, которым хотел сказать: это по тому делу, о котором я вам говорил.
– Я знаю это всё, сказал король, потому что всё это было сделано по моему приказанию.
– Следовательно, сказал де-Тревиль, по приказанию вашего величества схватили и одного из моих мушкетеров, совершенно невинного, и, среди наглой черни, в сопровождении двух гвардейцев, как злодеи, водили этого благородного молодого человека, проливавшего десять раз кровь свою за ваше величество и готового всегда проливать её.
– Как! сказал тронутый король, – разве так было дело?
– Г. де-Тревиль не говорил, сказал кардинал с величайшим спокойствием, – что этот невинный мушкетер, этот благородный молодой человек за час перед тем, напал со шпагою на четверых комиссаров, которым дано было мною предписание исследовать чрезвычайно важное дело.
– Я сомневаюсь, чтобы вы могли доказать это, сказал де-Тревиль с своею гасконской откровенностью и военною резкостью, – потому что за час перед тем, Атос, который, как доложу вашему величеству, человек самой знатной фамилии, отобедал у меня, и потом разговаривал с герцогом де-ла-Тремулем и графом де-Шалю, бывшими также в то время у меня.
Король посмотрел на кардинала.
– Протокол служит доказательством, отвечал кардинал на немой вопрос короля, – а избитые мушкетером люди составили протокол, который имею честь представить вашему величеству.
– Стоит ли протокол приказного честного слова военного? отвечал гордо де-Тревиль.
– Замолчите, Тревиль, сказал король.
– Если г. кардинал имеет подозрение против одного из моих мушкетеров, сказал де-Тревиль, то справедливость кардинала так известна, что я сам прошу произвести следствие.
– В том доме, где произошла эта сцена, продолжал хладнокровно кардинал, – живет, кажется, один беарнец, друг мушкетера.
– Вы подразумеваете д’Артаньяна.
– Я говорю о молодом человеке, которому вы покровительствуете, г. де-Тревиль.
– Да, это справедливо.
– Не подозреваете ли вы, что этот молодой человек давал дурные советы…
– Атосу, человеку вдвое старше его? сказал Де-Тревиль, – нет; притом же д’Артаньян провел вечер у меня.
– А! сказал кардинал, кажется, все были вечером у вас?
– Вы сомневаетесь в моих словах? сказал Де-Тревиль, краснея от гнева.
– Нет, сохрани Бог! сказал кардинал, но только скажите, в котором часу он был у вас?
