— А где твой брат?
— А здесь, в Шеджемском ущелье. Так и живет в маленькой усадьбе наших родителей. Ты ведь знаешь, моя старшая сестра была замужем за одним из уорков твоего отца, а родители наши умерли рано, и сестра забрала меня еще маленькой девочкой в свою семью. Помнишь ее?
— Немного помню.
— Тогда ты должен помнить, что обе ее дочери вышли замуж, а сама она умерла незадолго до того страшного случая, когда твоего отца… Нальжан запнулась.
— Помню, — коротко ответил Канболет. — Ну, а муж твоей сестры?
— Убит в тот же день, что и другие защитники тузаровского дома. О, аллах! Пошли семь громов и семь молний на вшивую голову князя Алигоко! — глаза Нальжан гневно засверкали, румяные щеки побледнели. — Это он, сын змеи и шакала, виновник всему. Чтоб его потомству…
— Постой, добрая наша Нальжан, — мягко прервал ее излияния Канболет. — Об этом мы еще поговорим в более подходящее время. Мы с моим каном только что вернулись из далекого путешествия. Пристанища пока не имеем и…
— Ни слова! Ни слова больше, славный наш хозяин, иначе получится, будто я сама не догадалась попросить тебя о великой чести воспользоваться домом моего брата. А за мою недогадливость он оторвал бы мою глупую голову. И правильно бы сделал. Пойдем скорее! — И она так рванула веревку, привязанную к рогам козы, что та с жалобным блеянием грохнулась оземь. — Сюда, по этой тропинке вниз, к реке, а там и жалкая наша лачуга совсем близко. Нет, аллах наверняка накажет меня за длинный язычище и короткий умишко. Но брат еще страшнее…
«Какое трогательное сравнение, — подумал Тузаров. — И, кажется, оно не в пользу Всемогущего. Не-е-е, добродетельная богобоязненность никак не прививается кабардинской женщине».
Давясь от еле сдерживаемого смеха, Канболет передал поводья коня воспитаннику, который, не мигая, с застывшей улыбкой все время прислушивался к беседе старых знакомых.
Южный склон хребта, возвышающийся над левым берегом Чегема, немного круче северного. И лес на этом склоне гуще, разнообразнее. Если на теневой стороне господствуют вековые чинары, то на солнечной чего только нет: и боярышник, и кизил, и дикие груши, и колючий шиповник, и мушмула — все цветет, благоухает, и каждый корешок жадно тянет соки из пробудившейся к жизни земли, и каждый зеленый листочек взахлеб упивается ярким светом весеннего послеполуденного неба.
С одного из поворотов тропинки открылся вид на бурливую многоводную реку. Стал слышнее грохочущий шум потока, разбивающегося об огромные валуны. В некоторых местах берег обрывался к воде отвесными скальными уступами.
Тропинка извивалась теперь вдоль реки, скоро она спустилась к самой воде, затем снова поползла кверху. Наконец путники вышли на небольшое, чуть покатое плато, заросшее травой и мелким кустарником. Неподалеку показалось несколько строений, видимо, относящихся к одной усадьбе, подальше — небольшое село.
— Мы уже почти дома, — объявила Нальжан.
Но тут их внимание привлек внушительный отряд всадников на противоположном, более пологом и ровном берегу, по которому была наезжена широкая дорога. Всадники ехали вверх по течению реки — навстречу Канболету и его спутникам. В этом месте берега сходились близко, и через реку можно было бы легко перебросить камень.
Больше половины конников составляли крымские татары. Вслед за передовыми, среди которых, наоборот, кабардинцев оказалось побольше, ехали какие-то важные персоны. На белом арабском жеребце восседал толстый, надутый сознанием собственного величия татарин в пышно изукрашенных одеждах. Чуть позади — всадник в лиловой черкеске, с тонким шрамом через всю щеку. Канболет застыл на мгновение и напрягся, будто перед прыжком.
— Хочешь знать, кто такие? — тихо спросила Нальжан.
— Знаю, — медленно процедил сквозь зубы Тузаров. — Алигот-паша, наместник крымского хана, и князь Шогенуков, вшиголовый хищник. А вот куда и зачем они едут…
— Уже не первый раз они в этих местах. На охоту едут.
— А-а, вот как…
Кавалькада скрылась за поворотом дороги.
— Не будем задерживаться, бесценные гости наши, а то мой брат уже, наверное, собирается искать меня, как я искала эту пророком проклятую козу. О, что я говорю! Теперь она не проклятая, а благословенная, ведь милая моя козочка помогла мне встретиться с вами!
Они пересекли зеленый лужок, на котором с удовольствием задержался бы тузаровский конь, и подошли к плетневой ограде маленького двора.
ХАБАР ВОСЬМОЙ,
вопрошающий, чем отличается скотина мусульманская от скотины христианской?
Дом был поставлен на высоком каменном фундаменте и был немного похож на жилища балкарцев, чьи селения располагались выше по ущелью. Крышу, составленную из плотно подогнанных друг к другу стволов молодых сосен, поддерживали массивные дубовые столбы. Кровлей служил привычный для кабардинцев камыш, покрытый дерном. Стены сделаны были из двойного орехового плетня, обмазанного глиной в смеси со свежим конским навозом. Были, конечно, во дворе маленькие загоны для скота, открытый сарай, а вот что это за небольшое каменное строение в глубине довольно обширного сада, примыкающего к лесистому склону горы, Канболет смог определить не сразу. Только присмотревшись к белому полупрозрачному дымку, поднимающемуся над высокой трубой, он догадался: там кузница.
Из нее вышел худощавый высокого роста мужчина лет сорока пяти и неторопливой походкой направился к дому. В каждом движении этого человека чувствовалась уверенная нерастраченная сила. Короткая черная с проседью борода, жесткие усы и темно-серые колючие глаза под густыми дугообразными бровями придавали его смуглому лицу немного мрачноватый вид. Но вот он бросил, казалось бы, мимолетный, но очень внимательный взгляд на наших путешественников, и резкие складки между его бровями разгладились, глаза посветлели и лицо обрело выражение спокойной приветливости.
— Брат! — радостно улыбаясь, сказала Нальжан. — Я привела к тебе гостей.
— И хорошо сделала, сестренка! — мягким голосом сказал хозяин дома и, повернувшись к Тузарову, с церемонным достоинством приветствовал его:
— Мой бедный дом в распоряжении моих гостей. Проходите в хачеш, вам надо отдохнуть с дороги.
Нальжан взяла поводья тузаровского коня и повела его под навес, откуда доносился запах свежескошенной травы. Кубати пошел следом, чтобы расседлать коня и снять поклажу.
— Сана! — зычно выкрикнул брат Нальжан. — Иди сюда, дочка!
Из левой двери дома выбежала молоденькая девушка с глазами точно такого же цвета, как у хозяина дома. Увидев гостей, она будто споткнулась, застыла на месте, смутилась от неожиданности, но поклон, которым она приветствовала путников, все же получился естественным и без излишней робости.
