Ах, если бы у нее была собственная усадьба, где ни один идиот не станет лезть с советами, где можно делать, что тебе вздумается, — купаться в любое время, заниматься в гимнасии, прогуливаться по гипподрому.[63] Правда, в прошлом году рядом с термами Тита начали строить еще одни бани, куда большие, для чего окончательно разрушили главное здание Золотого дома Нерона: снесли второй этаж, а нижний замуровали навсегда, построив сверху огромную платформу. Но вскоре стройка застопорилась: архитектор Аполлодор умчался на Данубий, поглядеть, как идет отделка моста, а на римских улицах болтали, что у императора попросту закончились деньги, потребные на столь грандиозные термы. Мало, слишком мало привез император добычи из Дакии.
Помнится, эта сценка в гимнасии очень развеселила молодого бородатого здоровяка в одной набедренной повязке. Было еще довольно прохладно, и остальные посетители бань прогуливались в двойных туниках — теплых шерстяных и модных «стеклянных», накинутых поверх. Мевия залюбовалась, глядя на могучие мускулы незнакомого атлета, что перекатывались под загорелой кожей. Он не удалял волосы на теле с помощью воска, как это делали римские щеголи, и золотистые завитки на груди да курчавые волосы и бородка придавали его облику что-то воистину львиное. Здоровяк предложил Мевии потренироваться с ним, и вольноотпущенник, его сопровождавший, тут же принес два учебных меча. Отказываться было глупо — этот парень наверняка хороший боец, а ей давно не доводилось мериться силами с достойным противником.
Зеваки их окружили. Молодые наглецы с холеными бородками в полупрозрачных туниках, охочие до любого зрелища, тут же принялись делать ставки. Правда, забава не совсем удалась: на женщину против здоровяка никто ставить не желал. Тренировка оказалась интересней, чем ожидала Мевия, — бородач не пошел сразу же в атаку, а позволил ей прежде самой показать, на что она способна. В обычном поединке это было бы глупо и смертельно опасно, но приступ тщеславия заставил Мевию выделывать всяческие фокусы с учебным оружием — большинству ее научил военный трибун Гай Осторий Приск. Юнцы орали от восторга и подбадривали бородача. И не только юнцы — люди более солидные и даже пожилые с восторгом вопили, глядя на поединок, как будто находились в амфитеатре Тита. Неожиданно после всех этих красивых приемов (все выпады бородач отбил, хотя и не без труда), противник сделал одно короткое неуловимое движение, и меч Мевии улетел на песок.
— Неплохо, — сказал бородач. — Зенон, подбери клинок! — приказал он вольноотпущеннику.
И, повернувшись, просто ушел мыться…
— Вот засранец… Как же он это сделал? — пробормотала Мевия, переворачиваясь на бок.
Крошечная комнатушка на четвертом этаже инсулы служила норой бывшей гладиаторше — и даже за эту дыру уже месяц как не плачено. Ткани на кровати провоняли потом — давно пора бы отдать в стирку, но прачка потребует денег. Денег и на дрова нет — приходится мерзнуть. Лишь иногда Хлоя приносит одолженные из милости угли для жаровни. Тогда перед сном хозяйка и служанка вдвоем сидят друг против друга, протягивая к умирающим углям ладони, кутаясь в одеяло — одно на двоих. Все с них требуют денег: зеленщик, булочник, торговцы духами, туниками и подушками. Скоро хозяин возьмет и разберет деревянную лестницу, ведущую в ее комнатку, забирайся к себе как хочешь, хоть через окно — так частенько поступают с должниками в Риме.
Мевия перевернулась на спину, дотронулась до висящего на груди амулета — кусок серебряного денария, чуть больше половины, разбитого так, будто из монеты выгрызли примерно две пятых части. В огрызке просверлена дыра, тесьму, на которой висела монета, давно пора бы сменить — засалилась, вот-вот порвется. Сколько уже лет Мевия таскает на себе этот груз? Лучше не думать. Не вспоминать. Все надежды давно рухнули. Мевия даже подумывала — не выбросить ли монету? Но не решилась. Надежда, что однажды она постучит в скромный и вполне приличный дом в двадцати милях от Рима и предъявит монету, гнала ее в самые невероятные авантюры не хуже, чем раскаленное железо — гладиатора.
— На завтрак хлеб и сыр, удалось стащить с пирушки, я ухватила одну корзиночку для гостей! — радостно сообщила служанка Хлоя. — И еще два печеных яйца. Ах да, еще половинка цыпленка! Этой дуре Антистии, кстати, цыпленок не достался.
— Молодец, девочка! — похвалила служанку Мевия.
Хотя какая Хлоя девочка — ей уже двадцать шесть, только на два года младше самой хозяйки.
Накануне Мевия одолжила Хлою живущей на втором этаже Антистии — матрона намеривалась пустить пыль в глаза: наемная лектика с носильщиками-сирийцами, чужие служанки и мальчики-слуги, собранные чуть ли не по всей инсуле, составили ее пышную и нелепую свиту. Все утро Антистия красилась — извела целую банку самых лучших милосских белил, штукатуря не только лицо, но и шею, и руки, сурьмила веки, душилась так, что запах благовоний перебивал запах нечистот на лестнице. Платье она купила в долг, зонтик взяла напрокат у хорага.[64] Своего красотка добилась — вечером она оказалась на каком-то шикарном приеме и, в конце концов, — в чей-то постели. Пока Мевия приканчивала половинку цыпленка, Хлоя в лицах рассказывала, как хвасталась Антистия, садясь уже после полуночи в лектику, как вертела на пальце крашеный хрусталь размером в голубиное яйцо и клялась, что это настоящий изумруд.
Ах, если бы Мевия жила не в этой жалкой комнатушке, куда надо притаскивать в кувшине воду из фонтана, а испражнения выносить в горшке по утрам и сливать в большую глиняную бочку под лестницей! Хотя бы второй этаж — как у Антистии, чтобы брать воду из водопровода, нужду справлять в латринах и иметь свою маленькую деревянную лоджию, уставленную цветочными горшками! Увы, несбыточная мечта! Комнаты на втором этаже стоили безумно дорого.
У самой Мевии когда-то были настоящие изумруды, и золотые кубки, и серебряный столовый прибор. Много чего было — она уже почти скопила деньги на небольшую усадьбу где-нибудь подальше от Рима, когда на ее пути повстречался этот холеный проходимец Серран. Мевия даже не поняла, как он сумел втереться в доверие, как эти медовые речи, обещания жениться и прогулки в шикарной лектике (опять же наемной, как потом выяснилось) затуманили ее всегда ясную голову. Она показала ему обломок монеты и даже не успела задать вопрос, когда он воскликнул: «Ну конечно! Я все сделаю! Все мое — твое!» Вот уж воистину этот парень не лгал! Мевия оглянуться не успела, как пройдоха добрался до содержимого ее денежного сундука. Все исчезло в мгновение ока — камни, кубки, накопленные монеты. Как он это сделал? Кажется, обещал сговориться с продавцом насчет поместья — и даже возил ее смотреть шикарную виллу невдалеке от Города, за которую требовали почти смешную цену по нынешним временам. Потом выяснилось, что хозяина изображал один из рабов, а управляющего поместьем — его сожитель, опять же раб. Пара жуликов провела бывшую гладиаторшу, как глупую девчонку. Жулик исчез вместе с деньгами, рабов высекли и заперли в эргастуле, а настоящий хозяин виллы чуть не помер от смеха, когда услышал, какую цену назначили доморощенные актеры за его поместье. И велел, как только у них заживут спины и задницы, всыпать по новой — чтобы не позорили его имение, назначая столь малую цену. Мевия даже не смогла подать жалобу на этого подлого Серрана — потому что тут же услышала встречный вопрос: почему она не записана в коллегию проституток? Никто даже подумать не мог, что она заработала деньги иначе, нежели служа Венере в каком-нибудь дорогом лупанарии.
