Пиай поклонился и окунул измазанные гипсом руки в ведро воды.
— Если бы я знал, что ты почтешь меня своим визитом…
— Нельзя все знать заранее, — прервала Мерит поучительно и огляделась.
Она указала на крошечную фигурку Нефертари.
— Почему ты делаешь мою мать постоянно такой маленькой? В Фивах я видела однажды фигуру сидящего царя Небмаре, и его супруга Тее сидела рядом с ним в полный рост. Разве Нефертари имеет меньшую ценность, чем Тее?
— На этот вопрос, принцесса, тебе может ответить только Богоподобный. Но вся страна знает, как сильно Благой Бог любит и ценит свою Великую Царскую Супругу.
Мерит не выразила согласия и сразу перешла к следующей теме:
— Ты хотел сделать мою фигуру. Итак, я здесь.
— Что, прямо сейчас?
— А почему нет? Такова моя воля.
— Ну что ж, тогда твой слуга должен подчиниться, — ответил Пиай и схватился за ведро с гипсом. Он долил в него воды и начал молча лепить.
Мерит осмотрела мастерскую:
— Куда мне можно сесть?
— Я изображу тебя стоящей. Это более подходит для юной принцессы.
Пиай взял заранее приготовленную сырую фигуру из дерева и начал одевать ее в гипс. Честно говоря, принцесса ему была совсем не нужна, потому что Пиай лепил ее фигуру по старой египетской традиции: стройная, со сдвинутыми ногами, правая рука свободно свисает, в левой цветок лотоса. Широкое искусное ожерелье на плечах с золотыми знаками Анк и Нефер он лепил с натуры, как и чудесные сережки с крошечными скарабеями из ляписа и карнеола. Достигавший маленьких грудей, украшенный голубыми и желтыми фаянсовыми бусинками парик был повязан широкой золотой лентой с угрожающе поднятой головой кобры — огненным, отводящим все зло глазом солнечного бога Ра.
Мастер только наметил эти предметы, их более точное исполнение он отодвинул на более поздний срок.
Изображая лицо принцессы, Пиай выбрал средний путь. Были заказчики, которые хотели выглядеть как можно ближе к жизни, а были такие, которые предпочитали, чтобы их и в гробницах изображали юными. Для фараона и членов царского дома традиция требовала, чтобы индивидуальное изображение человека отражало затмевающее все величие детей Солнца, которые находятся по своему положению между земным и небесным. Прежде всего это относилось к царской чете. Для изображения двенадцатилетней принцессы подобной величественности не требовалось.
Выдающийся талант Пиайя создал гордое красивое лицо девушки с чуть заметной улыбкой, в котором Мерит едва узнала себя, но которое ей, тем не менее, чрезвычайно понравилось.
— Это… это теперь я?
— Это ты, принцесса, но это не то, что ты видишь в зеркале. Ты сама станешь старше, выйдешь замуж, родишь детей, а эта статуя всегда будет похожа на тебя. Это высокое отображение тебя, почти такое же, как твое ка.
Лицо Мерит помрачнело:
— Я не хочу становиться старше! Я не хочу выходить замуж! Но тобой, Пиай, я восхищаюсь, ты создал нечто прекрасное. Правда, только из гипса.
Пиай улыбнулся:
— Позже я сделаю это из камня. А может быть, и из бронзы. Это будет подарок твоему высокочтимому отцу, да будет он жив, здрав и могуч.
Мерит радостно захлопала в ладоши:
— Ты угадал мои мысли, Пиай. Ты мне очень нравишься!
«Ты мне тоже», — охотно признался бы Пиай, но это было бы неуместным.
— Твоя приязнь — самый прекрасный подарок, который ты можешь мне сделать. Сохрани ее, — ответил он почтительно.
— Вот за тебя я могла бы выйти замуж, ты мне нравишься гораздо больше, чем все мои сводные братья. У тебя такие красивые серые глаза…
«Она еще ребенок, — подумал Пиай, — и не знает, о чем говорит».
Однако это детское признание странно тронуло его и долго не выходило у него из головы.
Девять дней спустя Пиай отправился с фигурами фараона на юг.
С тех пор как Рамзес начал реализовывать в Фивах свои гигантские строительные проекты, в кругах жрецов Амона царило тщеславное упоение. У них уже был печальный опыт бесплодных царских обещаний, однако Рамзес оказывался человеком дела. Тысячи людей, в том числе отправленные на вынужденные отработки крестьян, трудились без восторга, но под плетью бодрых надсмотрщиков, до изнеможения. На севере поднимался громадный комплекс храма Мертвых, на юге храм, построенный фараоном Небмаре и посвященный святой семье Амона, Мут и Хона, был расширен, и к нему был достроен могучий пилон.
Однако самые большие планы должны были осуществиться в храме Амона. Здесь возник зал со ста тридцатью четырьмя колоннами в виде папируса, каждая из которых была почти в сорок локтей высотой и в обхвате достигала двадцати локтей. Сам храм Амона должен был быть увеличен, но это были еще самые скромные из планов. Пиай должен был позаботиться о том, чтобы повсюду применяли углубленный рельеф. Скульпторы уже начали выполнять работы в старой технике, но по желанию царя требующие кропотливой работы рельефы следовало сбить и переработать в технике углубленного рельефа. Рамзес хотел выдержать свои постройки в едином стиле и не терпел никаких отклонений.
Но самым важным заданием Пиайя было подняться до первых порогов Нила, чтобы там, на границе с Кушем, внимательно обследовать скалистый берег. Здесь должен был осуществиться державшийся до этого времени в секрете проект строительства гигантского храма в скалах. Царь подчеркнул, что он хотел бы построить храм в честь свой возлюбленной и посвятить его обожествленной, как Хатор, Нефертари.
В Суенете, где порог Нила прерывал дальнейшую поездку, Пиай пересел на более маленькое суденышко. Здесь, у ворот Черной Африки, кончались все важнейшие торговые пути. Сюда нубийцы поставляли свою дань, и здесь добывали прекрасный розовый гранит, который египтяне использовали для изготовления красивых и самых дорогих памятников.
Пиай добрался до гранитных каменоломен, но его тотчас грубо отпихнул один из надсмотрщиков. Мастер, чтобы не бросаться в глаза, путешествовал без сопровождающих, но на всякий случай имел с собой подтверждение с печатью, что он является архитектором царя. Он сунул его под нос надсмотрщику, но тот только проворчал что-то и вызвал главного надсмотрщика.
Тот прочитал и поклонился:
— Распоряжайся мной, почтенный Пиай.
— Покажи мне обелиски, которые сейчас обрабатываются для храма Благого Бога.
С усердием и поклонами надсмотрщик довел мастера до каменоломен. Уже издалека был слышен сильный стук инструмента — это сотни людей, сидя на корточках в длинных ямах, вырубали обелиски из скальной породы. Это была чрезвычайно напряженная работа, поэтому люди менялись каждые два часа.
