– Врешь! – выдохнула Соломония, хотя и поняла сразу, что все сказанное – сущая правда.
Бесплодная, худородная, чужая… Да уж, любви и поддержки ей ни в Москве, ни в слободе Александровской не сыскать. Кабы не искренняя страсть к ней Василия – давно бы сожрали, как псы дворовые заблудившуюся кошку.
Тело женщины медленно наполнил холодный страх. Соломея не хотела умирать.
– Это правда, государыня, – перекрестился боярский сын. – Я с этой ведьмой самолично разговаривал и допросить мог в подробностях. Вехом отравить тебя хотели, за зелье детородное его выдав.
– Шуйские боятся, что знахарки меня вылечат! – схватилась за спасительную мысль Соломония.
– Пусть лечат, на все милость божья, – смиренно перекрестилась Анастасия Петровна. – Мы государю не враги и, как все, искренне ему наследника законного желаем. Но токмо прежде чем зелье любое пригубить, ведьм заставляй самих несколько глотков больших сделать. Прежде чем мазью тереться, приказывай самим обмазаться, обереги же завсегда на девке несколько дней проверяй. Багульник, он ведь даже запахом одним убивать умеет, хотя и не сразу. Коли за три дня девке не поплохеет, тогда токмо вещь незнакомую к телу прикладывай. Но покойнее всего, так это меня с собою брать. Лечению мешать не стану, но яд от лекарства отличу. Нянька за жизнь мою опасалась и многому в юности научила.
– Хороша союзница, что токмо из ненависти помогает! – сложила перед собой ладони, словно молясь, Великая княгиня.
– Любовь и ненависть правят миром, государыня. Все прочие желания продаются. Я не предам тебя за все золото мира, равно как это отказался сделать Кудеяр. На нас ты сможешь положиться всегда и во всем. Нам не нужны от тебя ни награды, ни похвалы, ни должности, а токмо твой покой и благополучие. Для нас без тебя жизни нет. У прочих же есть свои семьи и хозяйства, свои любимые и дети. Прочим есть на что тебя променять.
– Ты помнишь, что я сказал тебе, когда Василий вернул нас во дворец? – тихо произнес боярский сын. – Я смирюсь с тем, что ты достанешься другому, лишь бы ты осталась жива. Сейчас я прошу тебя о том же. Не умирай!
Соломея подошла к воину, провела пальцем по его щеке, шее, сквозь густую бороду.
– Иногда я жалею, что Василий смог нас догнать, Кудеяр. Хотя… Хотя тебе ведь тогда повезло. Бесплодная смоковница досталась другому. Можешь выбрать себе в саду другой цветок. Сочнее и краше.
– Иных цветов для меня не существует, краса Корелы.
– Я принадлежу другому, Кудеяр. – Палец коснулся его губ. – Судьба…
– Хотя бы любоваться красой твоей, Соломея… Живи!
Великая княгиня помолчала, обреченно вздохнула:
– Так что же вы задумали, родственник? Говори.
– Испроси как-нибудь от княжны Шеховской испить, государыня, потом сделай вид, что дурно тебе стало, от меня воды попроси, – поведала из-за ее спины Анастасия Шуйская. – Попьешь, оправишься и скажешь, что отныне токмо из моих рук питье и пищу принимать станешь. И покуда я останусь кравчей твоей, за яды сможешь более не беспокоиться. Не пропущу!
– Разве токмо я вдруг рожу сына, – не оборачиваясь, сказала Соломея.
– Если ты понесешь, госпожа, можешь отставить меня в тот же день! В час твоего торжества моя ненависть иссякнет. А соблазны появятся.
И тут Великая княгиня вдруг шарахнулась от воина назад, едва не сбив постельничую с ног.
– Что с тобой, государыня? – хором воскликнули Кудеяр и Анастасия Петровна.
– Меня могут хватиться! – Соломония развернулась и выбежала из покоев знатной служанки.
– Я сказал что-то не то? – развел руками Кудеяр. – Что-то сделал?
– Сдается мне, дело тут куда глубже… – пробормотала княжна Шуйская. – Пойду, в дверях постою. Коли глаза лишние есть, пусть знают, что со мной Великая княгиня беседовала, а не с молодцем каким целовалась…
Государыня же, вбежав в свою опочивальню, с размаху упала на постель и прикусила край одеяла. Ей было страшно признать, что постепенно зародившееся в ее груди и лоне томление едва не взяло верх над достоинством, и она лишь в последний миг удержалась от того, чтобы поцеловать нежданного гостя…
11 октября 1514 года
Александровская слобода, женская половина великокняжеского дворца
В просторной светлой горнице, назначенной строителями для мастерской княгини, но все еще недоделанной, Великая княгиня шла вдоль стола, перебирая разложенные на нем отрезы тканей, некоторые пропуская, некоторые рассматривая и трогая руками.
– Рисунок красивый, – остановилась она возле глянцевого шелка, словно проросшего тюльпанами, неотличимыми красотой от настоящих. – Вот такой бы прелестью стены обшивать, а не кошмой одноцветной!
– Красивая ткань, да токмо тонкая и холодная, – возразила княгиня Ногтева, наряженная в теплый темно-синий сарафан из заморского вельвета, украшенного рядами самоцветов, бегущих сверху вниз по груди от алого цвета к совершенно прозрачным камушкам. – А поверх обшивать, испортится рисунок. Что за цветы на стеганке?
– Ширму такую хочу! – вдруг заявила Соломония. – Постель от двери прикрыть. А то неуютно. И от девки отгородиться, коли для услуг оставлю.
– Сие пожелание исполню, государыня, – подошла ближе постельничая, посмотрела на стол: – Каковой шелк тебе по сердцу пришелся, повелительница?
– Этот, – указала пальцем Великая княгиня. Помолчала, посмотрела на рассевшихся в горнице женщин: – Что-то тихие все сегодня. Нешто вестей никаких ниоткуда нет?
– Сказывают, схизматики, что на самом западном краю земли обитают, – тут же поведала неугомонная княгиня Ногтева, – от безделья и скуки корабли за окиян послали, обитаемый мир окружающий. И там еще один обитаемый мир нашли! Не остров, право слово, а огроменную землю без конца и края!
Женщины рассмеялись забавной небылице. Боярыня Дикулина, отсмеявшись, пошевелила полными плечами, резко произнесла:
– В Перыни Новгородской, паломники донесли, икона Пресвятой Богоматери замироточила!
– Перун бог воинов. Как бы не к войне большой кровавой, – опасливо перекрестилась дородная княгиня Шеховская.
– Великий князь повелел брату моему двоюродному рать великую собрать для похода решительного на Литву, – подтвердила постельничая. – Головным полком, кстати, юный князь Овчина, басурман сокрушитель, командовать выбран. Вскорости выступают.
От этого известия Великая княгиня вздрогнула, вскинула руку:
– Что-то в горле пересохло. Попить налейте мне.
– У меня вот по случаю настой облепиховый с собой приключился, – сняла с пояса небольшой бурдючок княжна Шуйская. – Испей, государыня!
– Не прикасайся, Соломония Юрьевна! – от подобного покушения на свои права княгиня Шеховская буквально подпрыгнула со своего места. – Мало ли что? Я кравчая, я токмо за этот морс поручусь!
