– Так вот, Андрей… От одного из друзей моих внезапно девица юная на поруки мои попала. Сиротка, каковой для выживания в года детские и юные покрутиться немало пришлось. Папа умер, дядя в застенке, над прочими родичами обвинение в измене висит. Вельми красива малышка, что у баб, понятно, бывает… Умна не по годам, что случается уже реже, но судьбой битая, так что разума набраться пришлось. Зело страстна и в мечтаниях о принце великом пребывает, каковой царствия земные к ногам ее бросит. И ради покорения принца того полагает любые старания приложить. И стараниями сими разум выбить она ох как умеет! Вестимо, стала бы она княгиней Дмитровской с легкостью прямо дня через три по приезде… Токмо запрет великокняжеский на мой брак ее и остановил. А меня закружила, даже дыхнуть не смог, все к ногам ее положить был готов. Однако же детка соглашалась токмо на открытое церковное венчание! Хотела единственного, на что у меня права своего нет… Поняла ошибку и холодна тут же стала, ровно лед крещенский. Ой-ей-ей, кремень, а не сердце у нее. – Хозяин дворца порывисто выпил, выдохнул, мотнул головой и закончил: – Но что самое главное, Андрей, девочка при том еще и знатна!
– Ай, Юра, ты так интересно начал и так скучно закончил, – разочарованно покачал головой князь Старицкий. – Откель средь диких племен литовских родам знатным взяться?
– Например, от Мамая, – покрутил в пальцах кубок Дмитровский князь. – Куда его сын мурза Мансур из Крыма утек, когда наш прадед его папу на Куличках разгромил и по миру голого пустил врагам на поругание?
– В Литву, – задумчиво подергал себя за мочку уха Андрей Иванович. – Постой… Так она чингизидка?!
– Если брат наш старший Василий, Великий князь всея Руси, женится на сей деве, – согласно кивнул Юрий Иванович, – то сыновья его от брака подобного законные права на все владения Батыевы обретут. На Казань, Сарай, Астрахань, Хорезм и Черный Китай в придачу! Разве это не разумный довод для правителя державы, чтобы избавиться от жены престарелой и худородной и завести юную и знатную?
– Соблазн, понятно, велик… – неуверенно ответил гость, – но…
– Но Соломония бесплодна, – перебил его брат, – а молодая жена здорова и наверняка родит крепких малышей. Разве это не разумный довод для правителя державы, чтобы избавиться от жены престарелой и пустобрюхой и завести юную и способную принести наследника?
– Довод разумный… – огладил бороду князь Старицкий.
– А еще, как я сказывал, она красива и деятельна. Вася, понятно, не юный принц. Но, полагаю, девочка достаточно разумна, чтобы простить сорокашестилетний возраст правителю половины обитаемого мира. Если она сможет пробудить его чувства… – Юрий Иванович покачал головой. – Каждый из трех доводов в отдельности достаточно весом для перемен в мыслях брата нашего. Но все три вместе: любовь, знатность и плодовитость – вполне смогут одолеть колдовство корельской ведьмы.
– Твой план даже крамолой не назовешь, брат! – рассмеялся Андрей Иванович. – От участия в нем и скрываться незачем. Получится, мы свободу наконец обретем. А нет, так для нас ничего не изменится. Я с тобой, Юра. Что тебе для успеха надобно?
– Надобно хоть на время Ваську из-под чар ведьмы корельской увести. Выманить куда-то на два-три месяца, – начал перечислять Дмитровский князь. – Надобно свести его с чингизидкой осторожненько, дабы брат ничего не заподозрил. А опосля надобно, чтобы все люди знатные, разумные да уважаемые дружно в уши Великого князя шептать начали, сколь важно для династии нашей ветви московскую и чингизидову породнить и наследника оставить! Пять-шесть князей сие скажут, он задумается. Десять-двадцать – согласится. Полста бояр с сей просьбой поклонятся – действовать начнет.
– Ничего сложного, брат! – рассмеялся гость. – Бесплодную худородную ведьму никто не любит, нашептать о ее изгнании вся Москва согласится, а иные ради сего и из уделов приедут. Пригласить брата, а опосля отговорки для задержки его придумать тоже легко. Лишь бы красотка твоя не подвела.
– Она девочка умная, своего не упустит.
– Тогда… Тогда твое здоровье, брат! – поднял кубок Старицкий князь.
8 марта 1525 года
Александровская слобода, женская половина великокняжеского дворца
Ткань в тюках, разложенных в мастерской, Великая княгиня проверяла со всем тщанием: насколько плотно плетение сатина, ровна ли нитка, нет ли неровностей и узелков? Возле одного задержалась надолго, теребя полотно между пальцами. Наконец подозвала худощавую и большеглазую боярыню Прилудину, появившуюся в свите всего месяц назад, и распорядилась:
– Щупай!
Та присела, честно потерла ткань, подняла на государыню испуганные глаза.
– Что? – спросила Соломония.
Молодая женщина пожала плечами.
– Ткань с фабрики великокняжеской должна быть безупречна! Иначе что люди про меня подумают?
– Гладкая… – выдавила из себя боярыня Прилудина.
– Ладно, грузите! – махнула рукой Соломония.
– Не пора ли отдохнуть, государыня? – предложила княгиня Шуйская. – По саду прогуляться, настоечки выпить, в нарды египетские поиграть?
– Нарды? – заинтересовалась хозяйка русских земель. – Давно мы с тобою сему развлечению не предавались. Пожалуй, что и да! Вели подать ужин, а опосля него к тебе пойдем.
– Слушаюсь, государыня, – склонила голову Анастасия Петровна.
– Остальные могут идти отдыхать, – взмахнула рукой Соломония. – Покушать я и сама умею, кравчая моя тому порукой. Тесниться же всем у нее в покоях ни к чему, от духоты вскорости умрем. Ступайте, княгини, до завтра ваша служба более не нужна! Ко сну меня Заряна разденет.
Женщины, низко кланяясь повелительнице, потянулись к двери.
За время ужина княгини из свиты должны были разойтись, найдя себе новое занятие, и забыть про службу, а не крутиться рядом, путаясь под ногами. Откушав, Великая княгиня и ее кравчая прошли в покои княжны Шуйской.
За минувшие десять лет здесь мало что изменилось. Немного обветрилась и скаталась кошма, чуть вытерся ковер, и потемнели доски пола. Мало изменилась и обитательница комнаты – ее коса оставалась толстой и черной, глаза смотрели осторожно-вкрадчиво, румяна и пудра надежно прятали морщины. Почти не постарела и корельская красавица, оставаясь все той же бодрой, статной и белокожей.
Впрочем, обновка в покоях таки имелась. Здесь появились две новые скамьи и сундук, на крышке которого было размечено клетками вытянутое узкое поле с двумя перекрестьями – египетские нарды. Игра, к которой вот уж лет десять как искренне пристрастилась государыня.
Сундук тяжелый – выносить его в княжескую горницу было неудобно. Покои главной из служанок тесны – стоять здесь толпой всей свите, пока кравчая и государыня переставляют фишки, получалось очень уж тяжело. И потому никто не удивился, что вскоре после первых развлечений Великая княгиня стала отпускать свиту на время игры.
