– Тогда заставь себя успокоиться. Мы не можем совершать даже малейших ошибок: ты ведь знаешь, как за них карает Димитриевич. Дороги назад уже нет.
– А о дороге назад никто и не говорит! Я, между прочим, вступил в «Молодую Боснию» раньше тебя. Но я – обычный человек, а потому я нервничаю.
Гаврило Принцип сидел молча. Он уже несколько дней подряд чувствовал себя плохо: туберкулез быстро прогрессировал, и он, Гаврило, мог умереть еще до того, как выполнит порученное ему важное задание.
– А ты разве не боишься умереть, Грабеж? – спросил Чабринович.
– Кто ж этого не боится? Однако есть нечто более важное, чем моя жизнь или твоя.
– Да, свобода Боснии. Я это знаю. Тем не менее, мне хотелось бы остаться в живых, чтобы хоть немного пожить в свободной Боснии.
– Тогда тебе не следовало бы во все это ввязываться, приятель.
Гаврило Принцип тяжело поднялся с кровати и встал между своими товарищами.
– Хватит! – повысил голос он. – Если вы так боитесь умереть, я смогу выполнить это задание один.
– Ты посмотри, как заговорил этот доходяга! Скажи спасибо, что Димитриевич не знает, что ты болен, а иначе он уже давно заменил бы тебя.
– Чабринович, прошу тебя, прекрати, – сказал Грабеж.
Все трое снова сели – кто на кровать, а кто на стул – и несколько минут сидели молча. Затем Чабринович, посмотрев на Принципа, сказал:
– Прости меня, Гаврило. Мы, похоже, и вправду разнервничались.
– Я понимаю. У меня тоже есть мать, отец, братья, сестры – те, кто хотел бы, чтобы я вернулся домой живым. Но нам нужно выполнить то, что нам поручили: Австрия уже много лет угнетает народ Боснии. Мы не для того сбрасывали турецкое иго, чтобы эти австрияки топтали нас своими ногами.
– А в котором часу завтра начнется визит? – спросил Грабеж.
– Ровно в десять.
– Тогда нам лучше отдохнуть. Завтра мы должны быть бодрыми и сильными.
Сараево, 28 июня 1914 года
– Сегодня начинается визит эрцгерцога в Сараево, – сообщил Геркулес, разминая затекшие ноги.
Путешественники, уже привыкшие к постоянному раскачиванию из стороны в сторону и к назойливому постукиванию колес, впервые за двое суток вышли из поезда.
– Город, похоже, не очень большой. Думаю, нам будет не трудно пробиться к эрцгерцогу, – сказал Линкольн.
– Самое трудное – это добиться того, чтобы он нас принял и согласился отдать нам рукопись – если, конечно, он взял ее с собой в поездку, – покачала головой Алиса.
– Эту рукопись ищем не только мы. Мне кажется, что те люди, которые напали на нас тогда в поезде, – не немцы и не австрийцы.
– На основании чего вы пришли к такому выводу, Геркулес?
– Взгляните вот на это, – сказал Геркулес, показывая на какое-то здание.
– На что взглянуть? – спросил Линкольн.
Линкольн и Алиса проследили, куда показывает Геркулес, и на фасаде здания увидели флаг с гербом.
– Это же тот самый герб, который был на значках у напавших на нас в поезде! – воскликнула Алиса.
– Это, наверное, герб Боснии, – предположил Линкольн.
– Вы абсолютно правы, Линкольн.
– Получается, что за рукописью охотятся боснийцы, – удивленно покачала головой Алиса.
– И они, скорее всего, уже знают, что она находится у эрцгерцога, – добавил Линкольн.
– Нам нужно встретиться с ним как можно скорее. Если они нас опередят, то наверняка попытаются завладеть рукописью – даже если им придется убить его ради этого, – сказал Геркулес, направляясь к выходу из вокзала.
Сараево, 28 июня 1914 года
Над Сараево плыл колокольный звон. Улицы заполнили толпы желающих хотя бы одним глазком взглянуть на эрцгерцога и его супругу. На тротуарах по обе стороны улицы вдоль речки Миляцка толпились зеваки. Полицейские и солдаты едва сдерживали людей, отчего на отдельных участках заметно сузилось свободное пространство, по которому должна была проехать колонна автомобилей с эрцгерцогом и его свитой. Конечным пунктом движения колонны по Сараево была городская ратуша, возле которой уже стояли в ожидании эрцгерцога представители городских властей. Четыре автомобиля с откидным верхом ехали – по распоряжению эрцгерцога – очень медленно. Босния была одной из тех провинций, в которых императорская семья не пользовалась особой популярностью, и Франц-Фердинанд хотел произвести на своих будущих подданных хорошее впечатление.
– Смотри, София. Видишь, как любит нас народ? Разве может быть что-то более важное?
– Может, и ты об этом знаешь, – ответила София и взяла супруга за руку.
Автомобили медленно ехали по последнему участку маршрута, ведущему к городской ратуше, когда трое юношей стали продираться сквозь толпу, едва поспевая за движущимися автомобилями. Это было непросто: толпа стояла почти не пробиваемой стеной, однако юноши, умудряясь держаться все вместе, наконец-таки догнали колонну и поравнялись с третьим по счету автомобилем. Один из этих юношей поднял руку, словно намереваясь помахать в знак приветствия, и бросил поверх голов оцепления какой-то предмет; тот угодил под колеса второго автомобиля колонны. Офицер, ехавший верхом рядом с автомобилем эрцгерцога, потянул поводья, и лошадь встала на дыбы между автомобилем эрцгерцога и толпой на тротуаре. Пару секунд спустя раздался оглушительный взрыв, разворотивший второй автомобиль. Колонна тут же остановилась. Люди на тротуарах начали кричать и метаться из стороны в сторону. Полицейское оцепление не выдержало напора, и толпа хлынула на проезжую часть. Офицер на лошади достал из ножен саблю и приказал водителю автомобиля, в котором находился эрцгерцог, немедленно продолжать движение. София прижалась к супругу, который в момент взрыва и последовавшей за ним всеобщей паники даже не пошелохнулся. Автомобиль эрцгерцога стал медленно продвигаться вперед. Полицейские, выстроившись полукругом перед этим автомобилем, расталкивали мечущихся людей, освобождая путь. Когда колонна наконец добралась до городской ратуши и остановилась у парадной лестницы, эрцгерцог с разъяренным видом вышел из автомобиля и направился прямо к бургомистру, ошеломленно смотревшему на него.
– Хороший прием вы мне приготовили!
– Ваше Высочество… – смущенно пробормотал, кланяясь, бургомистр.
– Надеюсь, никто из моей свиты не погиб, иначе я привлеку к ответственности и вас лично, и всех, кому доверено обеспечивать порядок в этом городе.
София вышла из автомобиля с взволнованным видом и осмотрела мужа, пытаясь найти на нем какую-либо рану, которую он сгоряча мог не заметить, однако мундир Фердинанда был чист, как и раньше. Эрцгерцог в сопровождении свиты вошел в городскую ратушу. Нахмурив брови, он потребовал, обращаясь к представителям местных властей, немедленно найти виновников, даже если для этого потребуется осмотреть дом за домом весь город. Когда он сел на председательствующее место в главном зале ратуши и его супруга села рядом с ним, выражение его лица тут же изменилось.
