Ох, эта Бастилия! Недаром её поминали во всех наказах, требуя, чтобы её смели с лица земли. Когда-то её назначение было защищать Париж от чужеземцев и от нападений крупных феодалов. Но при последних королях она стала оплотом монархии, символом произвола. Как ненавидели её все, кто собрался сейчас для того, чтобы ею овладеть, сокрушить, разнести по камню!..
Пока же она стояла ещё во всей своей мощи. В конце Сент-Антуанской улицы высились восемь мрачных, тяжёлых башен. В башнях на большом расстоянии друг от друга были пробиты узенькие оконца. На каждом — тройной ряд решёток; отверстия одного ряда не совпадали с отверстиями следующего, так что окна почти не пропускали света. Верхушки башен смотрели в небо красиво вырезанными острыми зубцами.
Вход в самую крепость был с Сент-Антуанской улицы. Здесь стояла передовая караульня, в которой днём и ночью сидел часовой. По первому подъёмному мосту, перекинутому через глубокий ров, входили в первый двор. Здесь был вырыт второй ров, через него также перекинут подъёмный мост, который вёл во второй, так называемый комендантский двор. Перед вторым двором была своя караульня. А всего, для того чтобы проникнуть в крепость, надо было пройти два подъёмных моста и пять ворот. Все ворота охраняли часовые. Кроме того, в Бастилии был двор для прогулок заключённых и множество разных строений, переходов и галерей, в которых впору было заблудиться и тому, кто был здесь своим человеком.
Вот какова была Бастилия! Вот что предстояло сокрушить французскому народу!
* * *
— Тираны народов! Убийцы! Сгиньте с лица земли! Ваше царство кончилось! Трепещите! — крикнул кто-то.
А другой голос, совсем рядом с Жаком, отозвался:
— Эх, песню бы! Хорошую, зовущую на дело! Хочется петь!..
И Жаку показалось, что это высказали вслух его собственную мысль. Действительно, недоставало песни, зовущей на бой. Она была создана позднее и стала известна под названием «Марсельеза».
Друзья прислушивались к тому, что говорили кругом.
— А комендант-то выставил пушки. Глянь, торчат из всех бойниц!
И в самом деле, угрожающие жерла пушек на башнях крепости смотрели прямо на Сент-Антуанское предместье.
— Потеснитесь! Потеснитесь! Пропустите делегацию!
Это была уже не первая делегация. Их посылали различные округа столицы, требуя, чтобы комендант де Лоне снял пушки. Но комендант даже не принял представителей народа, не захотел внять их голосу. Однако отказаться принять делегацию Ратуши де Лоне́ не решился.
Ратуша требовала, чтобы комендант убрал с башен пушки, опустил подъёмный мост, дал возможность делегатам пройти к нему в крепость. А главное требование заключалось в том, чтобы в войска, охраняющие Бастилию, были включены отряды милиции, подчиняющиеся непосредственно Ратуше. «Ибо, — говорилось в бумаге, которую бережно держал в руках один из делегатов, — в Париже не должно быть иной военной силы, кроме той, которая будет сосредоточена в руках Комитета парижской милиции».
Но комендант отнюдь не намеревался уступать, он только желал выиграть время. «Достаточно, чтобы один снаряд атакующих попал в погреб, где хранится порох, и мы все взлетим на воздух! — думал он. — Этого допустить нельзя. Но… и не такие простаки, как этот сброд, попадались на удочку хитрости». И тут же пригласил депутатов к столу позавтракать.
Депутаты охотно проследовали в апартаменты де Лоне. Но как только делегатов пропустили, подъёмный мост вновь подняли, и делегаты оказались отрезанными глубоким рвом от тех, кто их послал.
— Слишком долго они там едят; может, оно так и полагается именитым особам, но нам не с руки, — произнёс Леблан, высокий человек в рабочей блузе и картузе.
И всё-таки народ продолжал ждать.
Де Лоне ещё не решался вступить в открытую борьбу с народом. Узнав от своих дозорных, что люди всё прибывают к Бастилии, он отпустил делегатов, пообещав убрать пушки. Однако остальные требования выполнить отказался.
Между тем де Лоне отдал приказание не убрать пушки, а лишь отодвинуть их в глубь амбразур, чтобы успокоить осаждающих. Это давало ему возможность в любую минуту снова навести их на Сент-Антуанское предместье.
Пока велись переговоры, народ внизу роптал:
— Сдавай Бастилию! Этого хочет народ!
— Солдаты, спускайтесь вниз! Идите к нам!
— Тьфу ты, какое пекло! Наверное, в самой преисподней не так жарко, как в преддверии Бастилии! — сказал молодой подмастерье. Он пришёл сюда прямёхонько из сапожной мастерской в том виде, в каком сидел за своими колодками: в кожаном фартуке поверх рабочей блузы. — А самое плохое, что никто не предложит тебе стакана воды. Не то что на Сент-Антуанской улице.
— А что там? — поинтересовался Леблан.
— Да там какая-то красотка притащила на улицу большущий кувшин и кружку и всем, кто бежал сюда, предлагала: «Хотите свеженькой?» Вода и впрямь у неё такая свежая, что хоть мёртвых ею оживляй, холодная, как из ключа! А сама-то как хороша! Глазищи у неё огромные, синие…
— Это Бабетта! — убеждённо сказал Жак.
— Что ещё за Бабетта? — удивился сапожник.
А Жак только переглянулся с Шарлем и ничего не ответил.
— Какой толк от всех этих переговоров! Нам бы только справиться с подъёмным мостом, и никакая сила нас тогда не остановит, — задумчиво сказал человек с топором в руках.
— Но за первым мостом есть ещё и второй, — сказал сапожник.
— Ты думаешь, достаточно первого? — обратился Жак к человеку с топором, не спуская глаз с его инструмента. А у самого уже зрел в голове план. — Дай мне топор! — вдруг повелительно сказал он.
Владелец топора, бывший солдат Боннемер недоверчиво скосил на него глаза.
— Тебе зачем?
— Увидишь! — И такая уверенность зазвучала в голосе Жака, что Боннемер протянул ему топор.
— За мной! — бросил Жак Шарлю.
Шарля не надо было просить дважды — он так верил в своего друга, что повиновался беспрекословно.
Жак, а за ним Шарль быстро взобрались на крышу дома, принадлежавшего парикмахеру Жерому. Жаку хорошо был знаком этот домик. Он примыкал к крепостной стене. И друзья без труда перебрались с крыши на стену, по которой пролегала так называемая дорога ночного дозора. Со стены они перелезли на крышу гауптвахты, а оттуда спрыгнули вниз.
Гарнизон Бастилии, состоявший главным образом из инвалидов, и караульные привыкли сторожить безоружных заключённых. И сейчас неожиданное для них вторжение народа, пусть плохо вооружённого, привело их в полное смятение. Даже караульный бросил свой пост. Всё внимание гарнизона было сейчас устремлено на ворота крепости, и это дало возможность юношам беспрепятственно пройти прямо в караульню. Они надеялись найти там ключи от подъёмного моста, но надежды их не оправдались — ключей не было.
