обиду.
Однажды государь и государыня, окруженные придворными, прогуливались по набережной Фонтанки: в числе свиты, сопровождавшей царя и царицу, был и тот придворный, который нанес оскорбление Балакиреву.
Когда царь и царица прошли несколько шагов по набережной, то Балакирев заметил на другой сторон дом, в открытом окне которого виделась голова белого пуделя. Шут тотчас завел разговор о дальнозоркости и близорукости и начал хвастаться, что у него прекрасное зрение.
Близорукий придворный стал оспаривать шута и хвастался, что у него самого такое прекрасное зрение, какое вряд ли найдется у кого-либо другого.
– Ну, любезный, – сказал шут, – если у тебя такое прекрасное зрение, то скажи мне, кто смотрит в окно того дома, который находится по ту сторону Фонтанки?
Близорукий прищурился, посмотрел по указанному ему направлению и сказал:
– Это какая-то барыня в белом платке на шее.
Все захохотали, в том числе и государь с государыней.
– Не смейся, Алексеич, – заметил шут, – ведь его милость недальновиден.
Иногда Балакиреву приходилось по воле государя наказывать тех, которые совершали какие-либо неблаговидные поступки, чтобы проучить быть вперед благоразумнее и осмотрительнее.
За селом Пушкиным по Троицкой дороге, несколько влево находилась деревня Балакиревка, где и случилось то происшествие, о котором мы хотим рассказать.
Один из вельмож пригласил государя к себе на дачу, чтобы позабавиться охотою; несмотря на то что Петр Великий не любил бесполезных занятий, он принял приглашение вельможи, хотя в то же время придумал для него и наказание.
Съехались гости для участия в охоте, в числе их был и Балакирев. У каждого из собравшихся был на руке или кречет, или сокол, но шут явился с вороною; все стали над ним смеяться; действительно, уморительно было смотреть на Балакирева с вороною, так как он совершенно выделялся между прочими гостями.
Все приглашенные согласились между собою, что всякий, поймавший какую-нибудь дичь, может ею пользоваться; это они сделали в насмешку над Балакиревым, потому что были вполне уверены, что шут со своей вороною ничего не поймает и тогда, по возвращении домой, можно будет посмеяться над ним и подразнить его сколько угодно; конечно, у любимого шута Петра Великого было много врагов, которые постоянно искали случая, как бы над ним посмеяться, чтобы отомстить ему за те насмешки, которыми так часто осыпал их Балакирев, осмеивая их пороки и недостатки. Конечно, никому и в голову не приходило, чтобы ворона могла поймать что-нибудь путное; гости, собравшиеся на охоту, просили императора подтвердить своим словом условленный между ними договор.
Государь охотно согласился на это.
Началась охота; все присутствовавшие поймали много дичи, и почти каждый из них вернулся с полным ягдташем; один Балакирев не поймал ничего; конечно, все стали над ним смеяться, но шут отмалчивался и только поглаживал свою ворону. Но вот охота кончилась; государь и все гости поехали в дом пригласившего их вельможи. По дороге лежала принадлежащая ему деревенька. Лишь только подъехали к ней, как Балакирев побежал вперед всех и спустил с руки свою ворону. Птица, обрадованная полученной свободой, полетела и села на первую кровлю упомянутой деревушки. Собралась толпа крестьян, тогда хитрый Балакирев подбегает к ним и приказывает ловить любимую царскую ворону. Толпа бросилась к той избе, на крыше которой сидела спущенная ворона, и своим криком мигом спугнула птицу. Тогда ворона перелетела на другую крышу и уселась и там, но толпа спугнула ее и оттуда. Таким образом, птица, перелетая с одной крыши на другую, перебывала на всех крышах из небольшой деревеньки. В то время, как ворона перелетала с одной крыши на другую, Балакирев подскакивал к государю и кричал:
– Моя! моя! моя! Кто изменит своему слову, – продолжал он, обращаясь к государю и его вельможам, – тому да будет стыдно! Не правда ли, Алексеевич, деревня теперь моя!
Тогда некоторые из вельмож обратились к Балакиреву и спросили:
– А почему же деревня твоя?
– Потому, – отвечал шут, – что моя ворона перебывала на всех крышах изб и каждую из них держала в когтях. Так вот поэтому-то деревня и моя.
– Правда, правда, – сказал государь. И затем, обращаясь к присутствовавшим, прибавил: – Еще до охоты вы заключили между собою такой договор, который я подтвердил своим словом, и потому условие должно быть исполнено.
– Ай да Алексеич! – громко закричал Балакирев.
Конечно, владельцу деревни такое распоряжение показалось очень неудобным, но делать было нечего, воля государя должна быть всегда священна для каждого.
Таким образом Балакирев благодаря своей вороне приобрел в собственность небольшую деревушку.
Как мы уже говорили выше, Петр Великий часто впадал в уныние; понятно, нелегко было для него управлять таким обширным государством и бороться не только с внешними врагами, но и с внутренними; большая часть вельмож и бояр не понимали той пользы, какую должны принести со временем все реформы, предпринятые великим преобразователем Poccии; эти вельможи и бояре придерживались старины.
Так, государь обратился однажды к Балакиреву с вопросом:
– Скажи-ка мне, шут, как отучить мне моих бояр от старинных привычек?
– А мы их попотчуем стариною, – отвечал Балакирев, – а чтобы наша цель принесла больше пользы, то мы женим какого-нибудь шута и справим его свадьбу по старинному обычаю.
– Хорошо придумал, – согласился с шутом государь. – Шанский надоел мне просьбами о женитьбе, – продолжал царь, – ты будешь его дружкою и от души попотчуешь всех приглашенных стариною.
– Слушаю, государь, – покорно ответил шут, – только прикажи купить побольше жиру, перцу и полугару.
Тогда Балакирев принялся за хлопоты. По желанию царя приглашенные на свадьбу должны были из церкви отправиться в дом Лефорта [135], любимца Петра Великого, где и предположено было устроить свадебный пир.
Балакирев много хлопотал перед свадьбой и старался устроить так, чтобы не упустить из виду ни одного из старинных обычаев, которых придерживались наши предки при свадьбах.
Петр Великий приказал, чтобы все бояре и вельможи съехались бы в назначенный день к Лефорту вместе с их женами; кроме того, все должны были одеться в старинный русский наряд.
Жениха и невесту обвенчали, и новобрачные со всеми приглашенными на свадьбу отправились в дом Лефорта; все дамы были в старинных русских сарафанах с кокошниками на головах, а мужчины в дорогих русских кафтанах и боярских шапках.
Балакирев как дружка жениха угощал приглашенных очень усердно; но последние, уже познакомившиеся с более лучшими и более вкусными кушаньями и винами, нашли такое угощение очень плохим. Балакирев же наиболее усердно угощал тех из вельмож и бояр, которые были более других недовольны нововведениями Петра Великого. Когда же шут видел, что не в состоянии совладать с боярами и вельможами, то прибегал
