части неба и спешащей закрыть собою небосвод. Рэй глядел в желтые угли, бьющиеся в сердце костра.
— Всё же попробую еще раз. Кто ты?
— Твоя самая большая удача? — надменный и насмешливый тон вернулся, как тут и был. Ни следа уязвимости, которую Рэй приметил полчаса назад, спросив о доме.
— Не похоже на удачу.
— Тогда судьба? — предлагала она варианты, поправляя костер. Языки пламени восходили выше, устремляясь за невесомыми искрами.
— Жестокая судьба. Может быть.
— Или просто случайный результат твоих действий? — повернулась она, а уловив непонимание собеседника, прибавила: — Мы провели вместе целый день. Мог бы уже понять кто я.
— А ты бы что выбрала? Из перечисленных вариантов.
Та усмехнулась, но, ощутив нешуточный тон, ответила уверенно:
— Последнее.
— Случайный результат? Как бы глупо это ни было?
— Как бы глупо это ни было. Я не хочу верить в судьбу, ни в добрую, ни в жестокую, — говорила она, и огонь отражался в ее печальных глазах.
— Хочешь, чтобы всё зависело лишь от тебя?
— Наличие судьбы — ужасная идея. Она всё лишает смысла. Страдания предписаны, победы предрешены. Твое существование ничего не значит. Мне неинтересно проживать задуманную кем-то юдоль. Мои поступки свершены моей волей — так я бы хотела верить. Думаю, лишь то, чего ты достиг своими решениями, пусть и сквозь ошибки, имеет хоть какое-то значение. Воля — основополагающий принцип взаимодействия Нави и Прави, но в истиной форме он проявляется только, здесь в третьем мире — Яви.
Рэй попросил рассказать подробнее.
— Вообрази себе Навь. Тёмный, астральный мир, почти не имеющий границ. Там бестелесная душа чувствует себя очень комфортно. Нет препятствий, боли, волнений и невыполнимых желаний. Но из-за этого в Нави невозможен рост, развитие души. Явь — гораздо более плотный мир, наполненный колоссальным количеством энергии. Жить в тут нелегко, однако именно здесь куются сильнейшие души.
— А ты даже более вдумчива, чем кажешься на первый взгляд.
— А ты не такой уж симпатичный, чем кажешься на первый взгляд, — не упустила возможности вставить шпильку девица.
Рэй лишь выдохнул.
— Чего голову повесил? Непременно ждал лести в ответ? — подняв брови, спросила она. — Глупо ожидать преданности от невольника.
— Ты, что ли, невольник?
— Пленил меня и даже не понимаешь, — грустно улыбнулась она.
— Никого я не… — начал было Рэй, но девушка вдруг подсела вплотную.
Карие, наполненные мудростью и красотой глаза опять захватили его внимание. Внутри насыщенной радужки мерцал черный, слегка вытянутый вертикально зрачок. Он видел эти глаза раньше. И теперь наконец-то вспомнил.
Она прильнула ближе, опустив руку на плечо. Сквозь зябкую одежду ее прикосновения казались горячими. Усталое сердце взволновалось. Она потянула завязку на рубахе и открыла плечо.
— Первым делом ты спросил, где мой дом, словно бы знал, что ответ всё объяснит. Я уже показывала, но погляди же еще раз.
Пальчик опустился с его плеча на грудь. Последовав взглядом, он обнаружил черную татуировку на уровне сердца. Не совсем четкий, сплошной контур походил на лису в прыжке. И было у нее два хвоста.
— Печать Святобора.
Рэй на миг обомлел:
— Дитя…
— Ты хотел всё увидеть? — загадочно спросила она. — Я покажу. Но прежде ответь… — тут все звуки мира исчезли, и только острый шепот сорвался ее с губ: — можно… тебя съесть?
Волнение забурлило в груди еще до того, как по побережью прокатился рокочущий вой, от которого вспорхнули вдали стаи птиц! Хруст костей, перемешанный со звериным ревом, последовал. Она присела на коленки, вытянув руки вперед. Спина удлинилась, изогнулась вниз, затем встала дыбом; из-под робы выстрелили искажаемые судорогами ноги, глубоко под кожей обрастающие мускулами и моментально укрываемые звериной шкурой.
Вой разлетелся по берегу вновь. Чудище, путем стремительной смены гротескных форм, предстало пред героем. Пусть в лесной пещере было темно, он отлично запомнил эту форму и этот взгляд. Зверь, однако, подрос не до прежнего размера, и всё равно масса чудища вкупе с могучими мускулами, которыми обвивалось это совершенное тело, заставляла испытывать трепет.
Завершив метаморфозу, зверь повернулся, обнажив клыки — белые как мел и острые как мечи, а над его станом — более даже волчьим, нежели лисьим — царственно взвились два хвоста с белыми кончиками. Она ступила шаг, и четырехпалая лапа оставила отпечаток в мягком речном песке.
Рэя в равной степени охватили волнение и восхищение. В крепких сумерках лишь свет палящего костра играл контрастными тенями на ее шкуре. Чудовище приблизилось вплотную, горячее дыхание пробежало по коже. Его хрупкая жизнь, над которой склонилось чудище, могла быть оборвана в любой миг. И всё же теперь, кроме мешанины чувств, забил ключом другой источник внутри его сердца. Он поднял руку, коснулся оскаленной морды, обнаженного клыка, и в эту секунду мир исчез, обратившись тьмой.
* * *
Не здесь, а где-то в далеком далеке. В северной ночи, которая луна за луной тянется в высокогорных плато северной земли. В глубочайшем в холоде и отчаянном одиночестве. В овале лунного света, на ярко-белом снегу лежит, поджав коленки к подбородку, девочка с длинными, белыми, как снег, волосами. Короткие упитанные ножки. Поджатые к груди кулачки. Столь хрупкая, не кровожадный зверь, а лишь ребенок — беззащитный, потерявшийся.
Он подступил к ней, припав коленями на снег, провел теплой ладонью по блестящим волосам на виске. Внезапный порыв вьюги заставил зажмуриться! Колючий снег застлал глаза.
И он вновь очутился на берегу летней реки. Звериные красновато-карие глаза всё еще были напротив. Он улыбнулся, не замечая боли, которой горит ладонь, зажатая меж клыков.
— Знаешь, — сказал он, склоняясь вперед так, что лоб его коснулся острого, мокрого носа, — а ты очень красивая.
Лисица пару секунд наблюдала за героем, но вскоре фыркнула, выпустив руку, и совершила один сильный прыжок, что унес ее далеко в заросли, где за ловкой тенью невозможно было уследить.
Он опустил взгляд на ладонь, по которой стекал тонкий, красный ручеек.
«Приятно познакомиться… Сольвейг».
* * *
Более часа Рэй оставался в одиночестве. «Сегодня звезд видно не будет», — подумал он, глядя в черное, затянутое тучами небо. Он еще раз всмотрелся в аккуратный четырехпалый отпечаток на песке. Шорох кустарников выдал возвращение спутницы. Она, опять в человеческом обличии, появилась на берегу с охапкой хвороста. Дождавшись, когда она закончит с костром, герой спросил:
— Обязательно было кусаться?
— Нечего руки совать.
— Это вместо «извини»?
— Вместо «спасибо за ужин»! Как у тебя с головой?! — она обернулась, и, кажется, на глазах ее что-то сверкнуло. — Чтоб ты знал, в звериной форме я иначе воспринимаю мир. Вкус крови во рту…
— Я понял. Прости. Больше так не
