– Заходи, заходи. Давай без церемоний, – забасил с порога Петр Саввич. – Верочка!…
В кабинет вошла Вера, и Шапилин встал навстречу:
– Верочка, организуй нам с Казариным чаю.
Алексей посмотрел на тестя и заметил, что тот не сводит глаз со своей воспитанницы. Когда Вера вышла, Алексей подошел к столу, внимательно посмотрел на шахматы, расставленные на доске, и сказал:
– Вы, Петр Саввич, как Чапаев. Шапилин смутился:
– Это в каком смысле?
Но тут в комнату вернулась Вера, неся на подносе два дымящихся стакана, несколько кусков хлеба и розетку с варением.
Услышав последние слова, она покраснела, но Алексей тут же объяснился:
– Ну, помните сцену в фильме, когда Чапаев говорит Фурманову: «Это я в бою тебе командир. А вечером я тебе первый товарищ. Заходи, посидим».
Шапилин облегченно усмехнулся:
– Точно! Ну у тебя и память!… Ладно, рассказывай. Встретил? Казарин с улыбкой кивнул, но тут же помрачнел. Он поставил стакан с чаем на стол и, поднявшись с кресла, заявил:
– Петр Саввич, освободите меня от занимаемой должности. Прошу отпустить на фронт.
Шапилин всплеснул руками-.
– Опять двадцать пять. Ну что ты, ей-богу, заладил одно и то же. Навоюешься еще.
– Петр Саввич, очень прошу вас, – взмолился Казарин. – Ну не годится мне, здоровому лбу, таскаться целыми днями за… – Лешка хотел сказать крепкое словцо, но сдержался. – Светланой Иосифовной. Ну честное комсомольское слово, невмоготу. Да и характерами мы уже сразу померились.
– Ну и кто – кого? – полюбопытствовал Шапилин. – Ты варенье-то подкладывай.
Казарин кинул взгляд на Веру, с интересом прислушивающуюся к разговору, и, положив себе в чашку варенье, вновь бросился в атаку:
– Да какая разница, кто – кого? Дело в принципе. Петр Саввич откинулся на спинку стула, незаметно подмигнул Вере, аппетитно облизал ложку и отрезал:
– Так, Лешка, все! Ты устал. Допивай чай и чеши-ка домой спать. Разговор по душам окончен.
Собаки лаяли так, что Герман Степанович Варфоломеев готов был каждую удавить собственными руками. Он вообще очень тяжело переносил все, что с ним происходило в последнее время. Казалось, немцам было абсолютно все равно, кто перед ними: пленный красноармеец с тремя классами образования или он, добровольно сдавшийся еще в октябре 41-го потомственный барон фон Шпеер. Тогда, вопреки его ожиданиям, с ним даже не стали долго разговаривать: уже через сутки за Варфоломеевым-Шпее-ром захлопнулись ворота концентрационного лагеря под Витебском, и его жизнь закончилась. Во всяком случае, так он считал. Единственным утешением было то, что перед самой сдачей в плен Варфоломеев успел спрятать алмаз. Где, знал теперь только он. Самое ужасное, что, попав в лагерь, Герман Степанович, вернее его организм, оказался совсем не готов к такому повороту событий. Сбои он начал давать почти сразу, и весной 43-го в этом изможденном человеке с трудом можно было узнать таинственным образом исчезнувшего из Кремля старого хранителя товарища Варфоломеева. Даже неожиданный вызов к начальнику лагеря Германа Степановича почти не заинтересовал. В тот вечер у него поднялась температура, и он вообще плохо соображал, что происходит. Да еще собаки лаяли так, что разламывалась голова.
– Сесть! – скомандовал по-немецки конвойный, и Герман Степанович устало опустился на стул.
Он не заметил, как в комнате появился человек в белом халате, который протянул ему стакан воды и маленькую капсулу.
– Что это? – спросил заключенный.
– Пейте, – сказал по-русски, но с чудовищным акцентом незнакомец. – Это добавит вам сил.
Варфоломеев нехотя проглотил таблетку, после чего человек в халате пощупал его пульс, посмотрел зрачки и так же незаметно, как и появился, вышел из комнаты.
Затем к столу подошел солдат и поставил перед Вар-фоломеевым кружку с кипятком, накрыв ее куском хлеба. Герман вопросительно посмотрел на конвойного. Тот движением руки велел ему есть. Старик схватил хлеб и вцепился в него зубами. Все его сознание было сосредоточено на еде, поэтому он даже не заметил, что из темного угла комнаты за ним наблюдала пара внимательных глаз.
– Кушать надо аккуратно!
Варфоломеев подавился куском и поставил кружку на стол. За его спиной послышались шаги, и перед ним появился человек в форме высшего офицерского состава гестапо.
– Как вы хотите говорить, господин фон Шпеер? На каком языке? – спросил незнакомец по-немецки.
Варфоломеев прокашлялся и спокойно, так же по-немецки, ответил:
– Я могу разговаривать на любом языке: немецком, французском, испанском, даже на латыни. Но мой родной язык – русский.
Гестаповец усмехнулся и вдруг на чистом русском произнес:
– Мой тоже.
Варфоломеев удивленно вскинул глаза, но промолчал. А гестаповец с улыбкой продолжил:
– Вы смелый человек. Поэтому перейдем сразу к сути. Офицер сел за стол и перелистал страницы дела, лежащего перед ним:
– В ваших показаниях написано, что вы 20 лет проработали в Кремле. Так?
Варфоломеев кивнул.
– Вы дали подробное описание территории, внутренних помещений, быта обитателей.
Немец выждал паузу и вперил немигающий взгляд в Варфоломеева.
– Оно нам понравилось. И в первую очередь тем, что это не похоже на то, чем нас потчует наша разведка. Но нас интересует другое.
Офицер достал из внутреннего кармана кителя сложенный пополам лист бумаги и протянул Варфоломееву. На нем была изображена книга, на обложке которой красовался мальчик с гусем. Поверх рисунка шли непонятные буквы.
– Что вы можете сказать об этом? Варфоломеев краем глаза взглянул на лист и тут же ответил:
– Это – этрусская символика. Примерно третий век до нашей эры.
Гестаповец одобрительно кивнул. Было видно, что ответ его удовлетворил.
– Верно. Вы знаете, где эта книга может находиться?
– Где угодно, – пожал плечами Герман Степанович. Немец вновь понимающе кивнул и достал другой рисунок. На нем была изображена обложка старинного фолианта – «История государства Российского. Том 2».
– А эта книга вам знакома?
Варфоломеев взял рисунок, а затем положил его на стол перед собой.
– Конечно, – спокойно ответил он. – Это первое издание Карамзина. Я, кстати, видел его в реставрационных мастерских Центральной государственной библиотеки… Года три назад. Вот, собственно, и все…
Наступила пауза. Немец испытующе смотрел на Варфоломеева все тем же немигающим взглядом.
– Зачем вам эта книга? – не выдержал старик Гестаповец усмехнулся:
– Она нам очень нужна, господин Шпеер. Поэтому вы вскоре и отправитесь в Москву.