Когда они миновали маленький университетский скверик, Светка решительно преградила дорогу своему телохранителю.
– Ты и в университет за мной пойдешь?
– А что? – как ни в чем ни бывало спросил Казарин. Она всплеснула руками.
– Леш, ты совсем дурак или так, прикидываешься? Ну что со мной может случиться в аудитории? А?
Казарин осмотрел университетский вестибюль и нехотя сказал:
– Ну ладно. Только без меня отсюда – ни шагу.
Светка безнадежно махнула рукой и поспешила на занятия.
Алексей вернулся на улицу и стал бесцельно слоняться по двору, с завистью глядя на будущих абитуриентов, которые, как и Света, ходили на консультации. Потоптавшись немного в сквере, он присел на скамейку и решил еще раз обдумать свое новое назначение. Что-то здесь было не так почему он? Почему не профессионал из управления охраны? Что стояло за фразой Шапилина «Есть тут кое-какие обстоятельства…»? Лешка никак не мог ответить ни на один вопрос, поэтому и злился. «А-а, охранять так охранять!» – в сердцах бросил сам себе Казарин и отправился в полуразрушенный дом напротив, проверять чердак и подъезд. Просто так, от нечего делать.
Отломав доску в заборе, Алексей пролез через зияющую дыру и поднялся по скрипучей лестнице на чердак. Старые почерневшие балки разделяли пространство на восемь равных прямоугольников. Огромный слой пыли, очевидно еще с довоенных времен, лежал везде. «Груша и Петр. 1898 год», «Я люблю Наталью. 1923 год», «А она тебя нет. Козел», – перешагивая через балки, читал про себя надписи на старых досках Алексей.
«Похоже, страсти здесь когда-то кипели нешуточные», – усмехнулся он.
К слуховому окну, выходящему на университетский двор, Лешка с трудом протиснулся между стеной и старым комодом, невесть откуда взявшимся в этом царстве пыли и голубей. Вначале он обратил внимание на один из комодных ящиков, одиноко стоявший у окна, и лишь затем, по свежему следу на чердачном полу, понял, что комод кто-то совсем недавно двигал. Ящик же явно послужил сиденьем. Насторожила Казарина и доска, валявшаяся рядом. Лешка поднял ее и без труда поставил на место, рядом с другими, заменявшими оконное стекло. Постояв еще немного в задумчивости, Казарин спустился в университетский дворик и стал ждать свою подопечную.
После работы Алексей сразу направился домой. В квартире было темно.
– Тань, ты где? – негромко позвал он жену, едва притворив за собой дверь. – Спишь?
Ответа не последовало, и Казарин решился зажечь свет в гостиной. Жены ни там, ни в спальне не было. Он хотел уже пройти на кухню, как вдруг его внимание привлекла записка, лежащая на столе. Предчувствуя неладное, он поднял бумажку и прочитал:
«Алеша! Я не нашла в себе мужества говорить тебе это в лицо. Поэтому пишу. Столько всего накопилось, а нужных слов нет. Но я попробую. После смерти Лики что-то сломалось. Моя жизнь стала бессмысленной. Я очень тебя люблю. Может быть, даже больше, чем раньше. Но мне тяжело смотреть на тебя – каждая черточка твоего лица напоминает Лику Я ухожу…»
Это слово было зачеркнуто несколько раз, а вместо него вписано «уезжаю».
«Яуезжаю, потому что не знаю, что делать дальше…»
Фраза была вычеркнута целиком.
«Продолжать делать вид, что ничего не происходит, я больше не могу. Мне надо сделать выбор. Сейчас. Может быть, это необдуманный, неправильный выбор. Но если подумать, почти любой выбор в этоммире – нелепость. Быть может, от этого расставания будет какая-нибудь польза. Ведьмы сможем понять, насколько на самом деле друг другу дороги и необходимы…»
Здесь тоже следовала помарка, но ее Алексей разобрать не смог.
«…и сможем убедиться в этом.Я очень тебялюблю, но мне нужно как-то начать жить без Лики. Здесь я сойду сума…»
«PS. Когда человек чего-то очень сильно хочет, ничего не получается. А когда пытается избежать чего-то, это обязательно происходит».
Алексей перечитал записку еще раз, подошел к окну и долго смотрел на дождь, барабанящий за окном. Затем он вынул из рамки на письменном столе Танину фотографию и выключил свет во всем доме. Оставаться одному в пустой квартире, где все напоминало об их с Таней совместной жизни, он не мог. Осмотревшись в прихожей, Казарин захлопнул входную дверь, вынул ключ из замка и положил его под коврик.
В Большом театре шел торжественный вечер. Водители дипломатических и правительственных машин терпеливо ждали завершения раута. Среди них были и Каза-рины: Алексей встречал Светлану, а Владимир Константинович – кого-то из членов ЦК. Оба сидели в машине Казарина-старшего.
Алексей, не глядя на отца, как бы между делом спросил:
– Пап, как ты посмотришь на то, если я пока поживу у тебя?
– Положительно, – спокойно ответил отец.
Лешка ожидал, что он сразу начнет выпытывать причину, но Владимир Константинович и так все понял без лишних слов: частые ссоры, возникающие между Алексеем и Татьяной после смерти Лики, не были для него секретом.
– Может быть, так оно и лучше, – промолвил он. – Разлука иногда все расставляет по своим местам.
Невозмутимость отца всегда восхищала Лешку. Он крепко по-мужски пожал ему руку и отвернулся, чтобы скрыть волнение. Владимир Константинович хотел что-то еще сказать сыну, но в этот момент его внимание привлекла красивая дама в меховом манто. Это была та самая иностранка, с которой Алексей столкнулся на аэродроме. Она спускалась по ступеням, опираясь на руку своего спутника. Казарин-старший отбросил недокурен-ную папиросу и, как зачарованный, стал следить за каждым ее движением. Странная перемена в отце не ускользнула от Лешки.
– С каких это пор ты стал обращать внимание на женщин? – съязвил он.
Владимир Константинович не ответил. Было похоже, что слов сына он просто не расслышал. Алексей толкнул отца в бок.
– Плохо твое дело. Имей в виду, эта дамочка – иностранка!
Последняя реплика вернула Владимира Константиновича на землю.
– Что? – переспросил он.
Казарин-младший улыбнулся и приготовился рассказать то, что видел накануне на аэродроме. Но тут из дверей Большого театра показалась Светлана, и Лешка бросился к своей машине.
Пока ничего не подозревающий Казарин конвоировал свою спутницу в Кремль, во дворе дома напротив Библиотеки имени Ленина происходили странные вещи. Трое неизвестных вскрыли ломом крышку водосточного люка и по очереди спустились в колодец. Поставив крышку на место, они включили фонари и, чертыхаясь, увидели, как бросилась врассыпную стая крыс. Пройдя метров пятьдесят по узкому кирпичному ходу, неизвестные спустились по ржавой железной лестнице, и их ноги оказались по колено в воде. Подземное русло шустрой речки Неглинки журчало по трубе, стремясь побыстрее слиться с величественными водами Москвы-реки. Отряд прошел по коллектору до поворота, и вдруг луч фонаря уперся в решетку.
