— Поистине королевский дар! — с улыбкой заметил младший офицер, сообщивший, откуда взялось вино. — Майор угощает нас в честь победы, а главные расходы, как и полагается, несет неприятель. Ей-богу, глотнув такого напитка, мы в два счета смогли бы прорваться в штаб-квартиру сэра Генри и самого этого рыцаря захватить в плен.
Драгунский капитан был не прочь весело завершить так приятно начавшийся для него день. Вскоре его окружили товарищи и стали наперебой расспрашивать о последних событиях, а доктор тем временем с замиранием сердца отправился проведать своих раненых. Во всех каминах трещал огонь; яркое пламя, отбрасываемое пылающими дровами, избавляло от необходимости зажигать свечи. Здесь собралось человек двенадцать — все люди молодые, но испытанные в боях; партизанская грубоватость в обращении и языке странным образом сочеталась у них с манерами джентльменов. Одежда на них была опрятная, хотя и простая; неиссякаемой темой разговора служили подвиги и достоинства их лошадей. Одни пытались уснуть, растянувшись на скамьях, стоявших у стен, другие расхаживали по комнатам, третьи сидели и с увлечением спорили о повседневных делах. Иногда дверь в кухню растворялась, и шипенье сковород вместе с соблазнительным запахом еды тотчас же прерывало все занятия; в эти мгновения даже те, кто дремал, приоткрывали глаза и поднимали головы, чтобы узнать, как подвигаются приготовления к обеду. Данвуди, сидевший в одиночестве у камина, в раздумье смотрел на огонь, и никто из офицеров его не тревожил. Он заботливо справился у Ситгривса о здоровье Синглтона, и все выслушали ответ доктора в почтительном молчании, но, как только доктор замолчал, а Данвуди снова сел, почувствовали себя, как обычно, непринужденно и свободно.
Миссис Фленеган собирала на стол без особых церемоний. Цезарь был бы глубоко возмущен, если бы увидал, что такому большому обществу важных особ блюда подавались без всякого порядка, да к тому же удивительно похожие одно на другое. За стол офицеры, однако, усаживались строго по чинам — несмотря на вольность обхождения, правила военного этикета соблюдались в армии во все времена чуть ли не с религиозным благоговением. Драгуны так проголодались, что им и в голову не приходило привередничать. Не то было с капитаном Лоутоном. Кушанья, поданные маркитанткой, вызывали в нем отвращение. Он не утерпел и бросил вскользь несколько замечаний насчет тупых ножей и грязных тарелок. Добродушие и привязанность к капитану некоторое время сдерживали Бетти, и она не отвечала обидчику, пока, положив в рот кусок обугленного мяса, он не спросил тоном избалованного ребенка:
— Интересно бы знать, что это за животное было при жизни, миссис Фленеган?
— А что вы скажете, коль это была моя буренушка? — отозвалась маркитантка с горячностью, вызванной отчасти неудовольствием ее любимца, а отчасти огорчением, что она лишилась коровы.
— Как! — заревел капитан, чуть не подавившись куском, который он собирался проглотить. — Старушка Дженни!
— Черт побери! — воскликнул другой офицер, выронив нож и вилку. — Та самая, что проделала с нами всю джерсийскую кампанию?
— Она самая, — ответила хозяйка “отеля” с выражением глубокой скорби на лице. — Эта кроткая скотинка могла прокормиться воздухом, да и не раз кормилась, когда другой пищи не было. Конечно, это ужасно, джентльмены, сожрать такую верную подружку.
— И это все, что от нее осталось? — осведомился Лоутон, показывая ножом на стоявшее на столе недоеденное мясо.
— Нет, капитан, — лукаво ответила маркитантка, — я продала две ляжки солдатам; но не такая я дура, чтоб сказать молодцам, что они купили старого друга, и испортить им аппетит.
— Ну и ведьма! — крикнул Лоутон, притворившись сердитым. — От такой еды мои драгуны свалятся с ног, они будут бояться англичан, как виргинский негр — надсмотрщика.
— М-да, — пробормотал лейтенант Мейсон и, сделав горестную мину, отложил вилку и нож, — у меня челюсти более чувствительны, чем у иного человека сердце. Они положительно отказываются жевать останки старой приятельницы.
— Хлебните-ка маленько этого подарочка, — примиряюще сказала Бетти и, налив в чашку солидную порцию вина, стала медленно смаковать его, словно выполняя обязанности дегустатора. — Фу ты, да ведь в нем нету никакой крепости!
На этот раз лед был сломан. Данвуди подали стакан вина, и, поклонившись товарищам, он выпил при общем глубоком молчании. Пока осушались первые стаканы, соблюдался обычный церемониал, произносились патриотические тосты, прочувствованные речи… Однако вино оказало свое неизменное действие; не успел смениться второй часовой, как веселье уже было в полном разгаре, забылись связанные с ужином огорчения и тревожные мысли.
Доктор Ситгривс выходил к раненым и опоздал, ему не досталось ни кусочка мяса Дженни, но свою долю вина, подаренного капитаном Уортоном, он получил.
— Спойте же нам, спойте, капитан Лоутон! — в один голос закричали несколько драгун, заметив, что тот не в таком хорошем настроении, как обычно. — Тише, капитан Лоутон будет петь!
— Джентльмены, — сказал Лоутон; от вина его глаза немного затуманились, однако голова оставалась крепкой, — меня не назовешь соловьем, но так и быть, спою, чтоб вас не обидеть.
— Послушайте, Джек, — сказал Ситгривс, покачиваясь на стуле, — вспомните песню, которой я вас научил, и… но погодите, у меня в кармане бумажка со словами этой песни.
— Постойте, дорогой доктор, постойте, — возразил с полным спокойствием драгун, наливая себе стакан, — я вечно путаю мудреные имена. Лучше, джентльмены, я вам спою песню своего собственного скромного сочинения.
— Тише, капитан Лоутон будет петь! — закричали сразу несколько человек.
Капитан запел звучным красивым голосом на мелодию известной застольной песни:
Пускай стаканы звенят, звенят,
Пускай стаканы звенят.
Опасность близка,
А жизнь коротка,
И выпить хочет солдат.
Пускай вино течет в стакан,
Сегодня пей и пой,
Сегодня весел ты и пьян,
А завтра — снова в бой.
Сражаясь каждый день с врагом,
Не знаем мы, когда умрем.
Старушка Фленеган,
Скорей наполни мой стакан,
Мы выпьем и опять нальем,
За Бетти Фленеган.
Когда владеет лень тобой,
Когда покой по вкусу,
Дрожи, когда грохочет бой,
И называйся трусом.
