Мишель снова замаячил рядом, когда падали последние редкие капли из до донышка выжатых небес.
Но приходят в овечьих шкурах
Стаи туч — хищно алчных волков,
Вырывая клыками хмуро
Теплый ливень из горл облаков…
Приходили в голову всякие рассеянные глупости. Разве облака и тучи одно и то же? Не-ет, облака — это овцы, а тучи — волки. Иногда одни получаются из других, совсем как люди.
— Гм… — сказал Мишель.
— Что я говорил? — поинтересовался я.
Мишель воззрился на меня из-под своей промокшей шляпы с подозрением. Люди и лошади повсюду шумно фыркали и отряхивались. Гром еще гремел то и дело, но уже в стороне, уходя от нас все дальше и дальше вправо.
— Теперь будет ветер, — сказал Мишель.
— Быстрее высохнем, — заключил я.
Мишель неодобрительно покачал полями шляпы. Наливаясь влажным паром, засияло изрядно поднадоевшее солнце. Галопом, выбрасывая из-под копыт огромные комья мокрой земли, подскакал Каррико — его вороной недовольно скалил зубы, страшно выпучивал глаза и мотал головой, стряхивая с себя оставшуюся влагу — скакать по травяному супу ему не нравилось. Теперь, когда все прояснилось, Каррико бдительно промчался вдоль всего строя, покричал на отстающих, подтянул поближе обоз, чтобы никто не потерялся, и вернулся гордо сообщить, что все в полном порядке, и никто пока нигде не увяз.
Как раз в этот момент сзади послышались ржание и крики. Одна из телег умудрилась угодить колесом в глубокую выбоину и встала. Впрочем, заминка была недолгой, колеса оказались не повреждены, телегу быстро вытащили и мы двинулись дальше. От лошадей клубами валил пар. Кстати, а как там чувствуют себя наши дамы?
Дамы ехали в карете, сопровождаемые небольшой свитой из не отрывающихся от окошек Ранталя с друзьями и Фонтажа, беспрестанно рассеянно подкручивающего свои светлые усы. Так с кем это, говоря откровенно, Фонтаж вызвался ехать? Обогнув петлей возок с прислугой, я подскакал к нему сзади, чтобы застать врасплох.
— Кажется, погода нам ничуть не мешает?
Этьен вскинул всполошенный взгляд и немного порозовел.
— Ты меня почти напугал…
— Да ну, — удивился я, — с чего бы это? Едем с целым табуном со всадниками и тебя еще беспокоит стук копыт?
— А вдруг копыта стучат козлиные? — едко вставил Лигоньяж, подозрительно выглядывающий с другой стороны кареты. Фонтаж с неопределенным выражением на лице приподнял почти бесцветную бровь.
Я ответил Лигоньяжу сочувственным взглядом и сокрушенно поцокал языком.
— Стало быть, за вами уже стучат?
Лигоньяж немедленно отвел взгляд, буквально отдернул, и пустил коня вперед, отъехав на несколько шагов подальше. Фонтаж тихо усмехнулся, будто мурлыкнув.
— Забавные эти кальвинисты… — заметил он.
— Я требую мою лошадь! — заявила Диана, высунувшись в окошко. — Мы давно уже не в городе. Тут слишком тесно и душно! И уже не дождь!
Я посмотрел на ее раскрасневшееся сердитое лицо, с мечущими молнии глазами цвета грозовых туч под полями серебристо-серой шляпки и кивнул, хоть и несколько озадаченно — с чего бы ей так сердиться?
— Разумеется, — ответил я. — Сейчас отдам распоряжения. А кто-нибудь еще желает?..
Рядом с Дианой вдруг появилась головка Жанны, как будто такой же раскрасневшейся и сердитой.
— Да! — воскликнула она страстно.
Я едва удержался, чтобы не присвистнуть. Стремление дам к свежему воздуху было естественно и понятно, как и у всех нас, но в данный момент отдавало настоящей воинственностью. Это было бы обычным для Дианы, но для Жанны?.. Что у них там происходит, не ссорятся же они там на самом деле? Но вслух, конечно, спрашивать я их об этом не стал.
— Мишель! — позвал я. — Проследи, чтобы у дам было все, чего они пожелают. Этьен, надеюсь, и ты со своей стороны присмотришь, чтобы у них ни в чем не было недостатка?
— Конечно! — с готовностью кивнул Фонтаж.
— Надеюсь на вас, — я улыбнулся Жанне, махнул всем рукой и отправился восвояси, в голову колонны, все еще немного озадаченный — что могло так разозлить девушек? Но похоже, не они сами и не Фонтаж.
Через минуту меня нагнал запыхавшийся и нахмуренный Бертран дю Ранталь.
— Шарди! Я не думаю, что это хорошая мысль… — он мотнул головой куда-то назад. А, так вот оно что… — подумал я.
— Что вы имеете в виду? — спросил я, подозревая, что спрашиваю уже просто для проформы.
— Не стоит позволять им выходить!
— Почему это? — поинтересовался я, опять же, совершенно академически.
— Это же колонна, тут полно солдат.
— Полно вам, Ранталь! Они прекрасно знают как себя вести даже во дворце.
— Но тут ведь не дворец!..
Я с интересом посмотрел на хлюпающую под копытами грязь.
— Вы совершенно правы, Бертран. Как это вы так тонко заметили?
Бертран сердито выдохнул.
— Кажется, вы меня не понимаете…
— Кажется, и вы меня не понимаете. Я говорю вам о том, что дамам здесь совершенно ничего не грозит. И я не вижу причины устраивать драмы по пустякам. Какая муха вас укусила?
— Ваши кузины могут делать что хотят, но своей сестре я этого не позволю! — заартачился Ранталь, и на его щеках отчетливо проступили два ярких пятна.
Я пристально посмотрел ему в глаза, отчего в них вдруг появились неуверенность и растерянность.
— Что это вам вдруг пришло в голову разыгрывать семейного тирана? — полюбопытствовал я. — Раньше за вами такого, кажется, не водилось.
Бертран нервно дернул поводьями.
— Ну а теперь… — он как-то неопределенно взмахнул рукой, будто собираясь отъехать, но я перехватил его поводья.
— Бертран, что происходит? — спросил я.
— Ничего… — огрызнулся он. — Да отпустите же меня!
— Вот и дамы хотят именно этого, — сказал я, выпуская его поводья. — Отчего вы так расстроены? Что происходит не так?
Он какое-то время созерцал меня то растерянным, то яростным взглядом.
— Что не так?.. Соловья не кормят баснями!
— Так спрашивайте. О чем угодно. Обо всем, что не дает вам покоя.
Он отвернулся на мгновение, подумал и спросил:
— Что вы намерены с нами делать?
— Простите?.. — не понял я.
Он понял, что я действительно не понял, и по его губам скользнула улыбка.
— У меня такое чувство, будто мы ваши заложники! Я, мои друзья, моя сестра… — последнее он все-таки произнес с сомнением.
— Постойте-ка, Ранталь… А вы намеренно поставили упоминание о своих друзьях прежде чем о вашей сестре?.. — Он резко вскинул голову — ему не понравилась моя интонация. Но промолчал. Я сделал ошибку — не стоило говорить вслух то, что само рвалось с языка, хоть это и было верно. А может, это и не было ошибкой, он запомнит, что его задело и задумается. — Ваши чувства вас обманывают, — проговорил я спокойно и ровно. — Вы всегда совершенно вольны отправиться куда вам вздумается, и поступать как вздумается. Вы никому не обязаны даже сейчас ехать с нами. Но будьте благоразумны — сейчас безопаснее ехать с отрядом, а не одним со слугами. Разве не таково было ваше желание — оставить Париж и вернуться домой?