смотри, без смотрелок останешься. Велес пустой головы не любит. Откуда горазд-то, не со Стяготы же?
— Я издалека приехал. Хожу по свету, гляжу, как люди в разных краях живут. А это всё в честь кого построено?
— Ясному Велесу во славу, — с улыбкой ответил мужик и поклонился обелиску.
— Это ваш бог?
— Ну, кому, може, и бог. Алтарь отца нашего, покровителя старушки Стяготы, — мужик с благоговейным прищуром воззрился на рогатую вершину. — Бог-то, он у этих, крестопоклонников, будь они неладны, чудо ихнее, без тела и без имени. Ходят, сказывают о своем боге невидимом, а он нам тут и сто лет не всрался! Давеча, вон, аж до хаты ко мне пришли, болтуны. Битый час голову морочили, пока дубиной не погнал. До того звонко одного огрел! И что ж этот чудотворец не заступился? А вот Велес, — он опять возвел вдохновенный взор на вершину обелиска.
— А скрижаль о чём? Она выглядит младше, чем основное капище.
— А-а, — досадливо махнул мужик, — то сказ буди. Про Велимира еще. Всё руки не доходят убрать — тяжеленная. Да и жалко многим.
У Рэя екнуло сердце.
— Велимир? Это сказ про Великого Героя?
— Былина тут записана. М-м, ты читать умеешь?
Рэй виновато покачал головой, но тем, похоже, вызвал уважение селянина.
— Фех, ерундистика эти глаголы! Только глаза портить. Чего такого можно прочитать, чего сказать нельзя, а?
— Так о чём скрижаль?
— Беда в эти земли пришла — навья, знать, возле Стяготы поселилась и ну смертный ветер наводить! В первую седмицу крысы, мыши издохли, во вторую — живь: кошки, овцы, козы, а в третью и младенцы чахнуть стали, — холоп вел рукой по рунам на каменной скрижали, словно бы взаправду читал. — Месяц Велесу молились, дары, жертвы несли. И ответил покровитель! И явился к нам мастер Велимир. Милостью Велеса извел навью и ушел мор с нею. Правда ль, выдумка ль, а придание старо́. Полюбился Велимир, стали его славить, как святого посланника. Но Велеса-то как же забывать? Не дело!
— Так зачем скрижаль убирать? Нехорошо забывать добрый поступок.
— Так Велимира Велес послал! Не герой удаль проявил, а Весел в его обличии. Тьфу, плуты землерожденные. Велеса! Вот кого деды славить завещали, а не этих. Старые-то герои ладно, достойны звания были, белый лик Сварожичей не позорили, а новые — срам и только. У́родени окаянные! — харкнул в сторону и зашагал прочь, бурча поругания себе под нос.
Осадок от встречи остался паршивый, однако слова селянина в очередной раз в красках демонстрировали отношение к героям. «Как же мы так опозорились?»
— Видимо, лучше и словом не упоминать о новых героях, — произнесла Сольвейг, которая до сих пор стояла на удалении. — А ведь раньше всё было не так плохо, — она перевела взгляд на каменную скрижаль и с теплотой прибавила: — Так-то, дядя Велимир.
— Дядя? — удивился Рэй. — Ты говорила, что была знакома аж с Горицветом. О его подвигах тоже имеются скрижали?
— О его — нет, — ответила она и поспешила уйти.
Вот так так, удивился Рэй, но решил, что пока лучше не затрагивать эту тему.
— А о Велесе расскажешь? — спросил он, следуя. — Многие заключенные в Бересте молились не Сваргу, которого тут вроде бы считают главным, а именно Велесу.
— Это очень старый и, я бы сказала, противоречивый бог. Он был одним из первых. Для скотоводов и землеробов Велес стал важнее Перуна Громовержца и даже самого Отца Небесного Сварога. Ясный Велес — великий и простой одновременно. Даже не знаю, к Белым или Тёмным богам его отнести. Говорят, братья Сварожичи прогнали его из Ирия, небесного сада, за то, что он раскрыл людям многие тайны мироздания. Большинство почитает его как бога скотоводства, но то — лишь малая его ипостась. Знающие описывают Велеса как бога-оборотня — покровителя зверей: домашних и диких. Он же — бог-колдун, который носит волшебный посох, управляющий ветрами и дождями. В таком образе он покровительствует ученым мужам: писателям, историкам и натуралистам. Он и бог подземного мира, покровитель мистиков и чародеев. Супругой имеет старейшую в мире ведьму — Старую Ягу Виевну. То ли от близости с Велесом, а то и сама по себе, она стала собирательницей знаний и волшебных предметов. Она знает языки всех животных и стережет лесную тропинку, что ведет на Калинов мост, за которым начинается Навь. Но Йогиня — не первая жена Велеса. Не знаю, кто была первой, но многие верят, что именно от той был порожден Святобор.
— Хм, выходит, что Ясный Велес — твой дед? — несерьезно спросил Рэй, о чём пожалел, но Сольвейг, легко приняла шутку.
— Если это так, думаю, по мне видно, что никаких выгод от родства с другими мирами я не получила.
— Не считая лисьих хвостов.
— Находишь это стоящим приобретением? — весело ухмыльнулась она.
— Судья за них три дюжины алтынов предлагал.
— Всего-то три?! Дешево же вы меня оценили.
Рэй посерьезнел и опустил голову:
— Сольвейг. Как считаешь, мы сможем добраться до Умиры, не имея никакой еды, денег и вещей для дороги?
— Это к тебе вопрос, — пожала она плечами. — Нужда заставит — дотопаешь. Впрчоем, нести тебя на руках я не собираюсь. Но, — она вдруг затихла, бросив короткий взгляд на свежий кровоподтек на плече его рубахи, а затем уложила руку себе на сердце. — Я бы сказала, что надо отдохнуть. Ты уже в поместье был плохой.
Рэй колко взглянул в ответ.
Сольвейг настояла:
— Лучше бы нам пойти на постоялый двор.
Рэй собирался возразить, мол, денег-то ни гроша.
— Если с былых времен ничего не изменилось, то по вечерам в таких местах играют в игры. На азартных столах порой оказываются немалые суммы.
— Допустим, в них и можно выиграть, но что ж я поставлю?
— Меня, — бесстрастно ответила Сольвейг и повелительно указала домик в форме буквы «Т».
* * *
Они прошли под выцветшую деревянную вывеску, расписанную желто-зелеными яблоками в плетеной корзине. Поднявшись по трем волнистым от тысяч шагов ступенькам, они вошли в бедняцкую залу на шесть столов и дюжину скамеек. Место, однако, было безлюдным, что неудивительно, ведь у крестьян больше работы, чем сейчас, будет лишь на осеннюю жатву.
Пара прошла по зале, встав у большой, еще не топленой печи, мазанной бежевой штукатуркой и расписанной карминным узором в виде маков. Герой постучал по косяку.
— Азартные игры — худший способ пополнения кошелька, — недовольно прошептал он. — Да и как это я поставлю тебя, что за глупости?
— У тебя есть что-то еще?
— Ты не «что-то»!
— Ей же заботливый. Да забота твоя мне
