Но они-то совершенно ничего не могли поделать. А вот ты, видно, даже не понял, как мудро поступила снежная лиса. Внемли же! Кабы недалекий узник Рэй «сбежал», его б преследовали до Калинова моста!
— А если бы стало известно, что ему помогли герои, это бы в очередной раз подпортило их репутацию, — продолжил Рэй.
— То-то же! А так, видишь? Унылый и безыменный узник почил на клыках лютого зверя, что водился подле поместья. Любого спроси — скажет, что судьбе бедолаги можно лишь посочувствовать.
— Ты права. Личности героев остались вне подозрений, а мертвеца не станут разыскивать, — Рэй вновь поглядел на плечо с тёмными отметинами от зубов, но теперь иначе.
Путники шагали сквозь малонаселенные окраины. Дома здесь стояли далеко друг от друга и почему-то многие смотрелись оставленными: упавшие заборы, заросшие сорняком ограды, прохудившиеся крыши.
— Хм, в одном из этих наверняка сыщутся какие-нибудь обноски, — предложила Сольвейг. — Сойдешь за бродягу, а не беглого лиходея.
— Полагаю, кроме как домушничать, вариантов не остается.
Рэй воровато оглядел пустую улицу: даже вдалеке, у основного массива деревни, никого не было видно. Но герой всё не решался. Рыжая заметила душевные терзания на лице спутника и неохотно сказала:
— Ты постой здесь, я сама погляжу.
— Нет. Я должен сам, — ответил он, рассудив, что перекладывание вины не отменит факта преступления, да еще станет самообманом.
Герой выбрал обветшалое жилище с заколоченными окнами: кособокая бревенчатая изба пустовала по виду уже не первый год. По пояс войдя в океан свежей зеленой овсянки, он обошел дом с обратной стороны, чтобы никто со стороны деревни не мог его заметить, и принялся взбираться по стене к окну.
— А ты рецидивист! — не удержавшись, хихикнула Сольвейг.
— Это брошенный дом.
— Но заколочена изба как раз на то, чтобы в нее не забирался кто попало. Эх, только ведь из неволи сбежал и тут же взялся за лихое! — придерживая голову ладонью, дивилась Сольвейг. — Где же твоя беззаветная вера в законность и высокую мораль?
— Она никуда не делась. Уверяю, я весьма огорчен тем, что совершаю сей поступок. Но без одежд мне не обойтись.
Сольвейг фыркнула:
— Не обойтись, так давай поглядим вон ту избу, она тоже брошена, но выглядит куда целее и богаче. Авось еще и что ценное сыщем. Не понимаю, к чему из себя ханжу строить? Нет свидетелей — нет преступления.
— Тут ты неправа, — вскарабкавшись до высокого непрозрачного окна светлицы и уцепившись за доску, ответил Рэй. — Один свидетель есть всегда, Сольвейг, это ты сам. Законопослушное, а главное честное поведение — не самоцель и не ханжество. Совершая мелкие проступки, срезая углы, исхитряясь ради мелкой выгоды, мы размениваем душу. От таких обменов притупляется чувство плохого и хорошего. Ты перестаешь замечать в себе этот сор, а он тем временем накапливается, тяжелеет и тянет тебя ниже и ниже. Оглянуться не успеешь, как совершение тяжкого преступления сначала покажется допустимым, а потом даже справедливым.
Рэй потянул доску, стараясь открыть проход в уже выбитое когда-то окно.
— Потому-то я, кех, не собираюсь ничего красть! У нас есть монета, оставлю ее в обмен на одежду, так что это уже будет… не совсем кража.
— В обмен кому? С домовым торговать собрался? Да и он уж, поди, ушел. Кстати, эти доски выглядят уж очень…
Не успела она окончить, как истлевшая древесина рассыпалась под пальцами, и герой гулким хлопком низвергнулся в траву под окном. Рыжеволосая с удовлетворением склонилась над ним:
— Что, великодушный расхититель, не удался взлом?
Рэй с горечью отмахнулся, стряхивая с себя сор и глядя на непреступное окно.
— О-хо, — пропела девчонка, — какой печальный взгляд, знать, вот где мы дошли до хандры. Что ж с тобой поделать?
Она подошла к избе, потянулась, а затем подскочила, толкнувшись одной ногой об угол стены, другой — об оконную раму, и зацепилась за перекладину стрехи. Перехватившись, скользнула под стреху, где из-за просевшей крыши сместились стропила.
Несколько минут слышалось, как лисица хозяйничает в доме.
Ловкачка выбралась из-под крыши тем же путем и протянула ворох рваных одежд.
— Выбирай.
— И правда вылитые домушники.
— Успокойся, там много лет никто не жил. Ты посмотри, хлам, а не одежда.
Рэй покачал головой, прошел к плотно заколоченным дверям с другой стороны дома и сунул монету под порог.
— Серьезно? — не веря в такую глупость, выдохнула Сольвейг. — Единственные деньги решил оставить?
— Я же сказал, мы не будем красть. Честность, достоинство и преданность ремеслу. Геройский путь! Привыкай.
Девушка с безразличием закинула руки за голову.
— Предо мною-то можешь не интересничать, мне некуда податься. Хоть и начнешь творить разбой на дорогах, останется лишь последовать.
— Впечатляющая преданность, — саркастично ответил он, избавляясь от грязной арестантской одежды.
Тёмно-бежевые льняные штаны с дырками на обоих коленях и веревкой на поясе, косоворотка того же цвета — одёжи достались потрепанные, но чистые и впору. Дряхлые лапти с завязками легли на серые онучи 15. Такая обувь, хоть и непривычная, оказалась безмерно удобнее войлочных туфель, какие носили в Бересте, а уж надеть сухие башмаки на босые ноги, иссаженные днями пути, оказалось настоящим блаженством.
— Что скажешь? — спросил Рэй, оценивая на себе холопский наряд.
Сольвейг, закатив глаза, пошла к дороге.
* * *
Миновав умирающие окраины, герои вошли в залитую солнцем деревню. Массив Стяготы составляли маленькие одноэтажные избы. Благодаря сухой погоде, что стояла последние пару дней, грязь на дороге затвердела высокими гребнями. Что тут творилось в дождь — страшно представить. На зеленых угорах вокруг пестрили многочисленные стада черно-белых коров. Ветер нес по округе разноголосое щебетание.
Двое дошли до центра поселения. Душистый дымок с полынью и вереском пролетел мимо. Площадь занимало языческое капище. Двенадцать прямоугольных плит, утопленных в грунт, составляли на земле круглый циферблат — символ цикличности. На шестой по счету плите, которая, следует думать, овеществляла нынешний разноцвет месяц, были разложены горшки с цветами, краюшки хлеба, семечки и прочие подношения.
В центре возвышался светло-серый обелиск высотой в две сажени 16, с любовью разукрашенный ленточками, цветами, нарисованными коровами, лосями и другими рогатыми животными. В нижней части вырублено горнило, в котором тлеют бревна, укрытые благовонными травами. Чуть в стороне от капища стояла в человеческий рост табличка из песчаника с выбитыми рунами. Место веяло историей и мистицизмом.
Так Рэй залюбовался, что не заметил, как рядом очутился мужичок в серой тунике с отрезанными рукавами и соломенной панаме.
— Добре, — скрипнул тот и, потерев мозолистые ладони, спросил: — Пошто до Велеса?
— Просто смотрю. Красиво.
— Кех,
