Таню стало раздражать примитивное упорство штабного ухажера.
– Да все так же, – равнодушно ответила она и начала распаковывать чемодан.
Но Мартынов не хотел сдаваться без боя.
– Ну что же, придется попросить у Васи фотографию этого монстра-соперника.
Татьяна резко выпрямилась, хлопнула крышкой чемодана и, глядя в глаза майору, произнесла:
– Вы ему не соперник! Вы – нахал.
Мартынов спокойно проглотил Танину резкость и, лучезарно улыбаясь, заявил:
– Я не нахал, я – влюбленный.
И не дав Таньке опомниться, скрылся за дверью.
Прошло несколько дней. С утра Алексей, как обычно, забежал на почту, но писем от жены не было. В глубине души он надеялся, что через день-другой она отойдет и черкнет пару строк. Но Татьяна молчала. Алексей дал сам себе слово, что если до конца недели от нее не появится вестей, то он примет решительные меры. Правда, какие это будут «меры», он пока и сам не знал, но то, что они будут «решительными», сомнений не вызывало!
Обдумывая планы примирения с женой, Казарин подошел к сталинскому подъезду. В 9-00, как обычно, должна была появиться Светлана, и Алексею предстояло вновь сопроводить ее в университет.
Светка запаздывала, и Казарин присел на скамейку под деревом. Не успел он расположиться поудобнее, как на дорожке, благоухая «Красной Москвой», появилась Вера Чугунова. Вначале они лишь кивнули друг другу, но Вера, пройдя несколько шагов, вернулась назад.
– Слушай, Алешка, не хочешь вечером сходить на мой спектакль? – с ходу предложила она.
Вот уже несколько месяцев, как Вера была принята в труппу Малого театра. Алексей об этом знал. Знал он и другое: в актерской судьбе подопечной немаловажное участие принял Петр Саввич Шапилин.
Верино приглашение выглядело вполне невинно, однако Лешка кивнул на подъезд и сказал:
– Нет, Вер, я буду занят. Да и куда я пойду без жены? Вера присела рядом.
– Она хоть письмо-то тебе написала, муж? – В ее голосе прозвучала грустная усмешка.
Алексей, насупившись, пробормотал:
– Наверное, ей некогда. Фронт, новая обстановка… Вера хмыкнула, отвернулась и, глядя куда-то в сторону Никольской башни, сказала.-
– Эх, Казарин. Такой уникальный экспонат, как ты, нужно сдать в Алмазный фонд на вечное хранение. И повесить табличку: «Алмаз. Казарин-наивный. Руками не трогать».
Лешка сидел молча, явно не собираясь развивать тему. Но Вера завелась не на шутку:
– Слушай, Казарин, неужели ты не понимаешь, что она тебя бросила?
И тут Алексей не выдержал. Он положил руку на Верино плечо и, глядя ей в глаза, мрачно произнес:
– То, что я понимаю, – это не так важно. А вот ты, Вер, если когда-нибудь родишь ребенка, а потом, не дай бог, потеряешь, может быть, что-нибудь поймешь!
В глазах у Веры появились слезы, она аккуратно сняла руку Казарина со своего плеча, поднялась со скамейки и зашагала прочь.
Он чертыхнулся про себя и хотел было догнать ее, извиниться за резкость, но тут за спиной раздался Светкин голос:
– Лешка, ты что ей такое сказал? Она убежала, как ошпаренная. – После небольшой паузы Сталина с некоторым раздражением заявила: – Ты бы лучше разобрался в своих личных проблемах, чем ходил за мной по пятам, не давая вздохнуть.
Алексей почувствовал, что сейчас взорвется.
– Светлана Иосифовна, мы опаздываем, – сквозь зубы процедил он.
Но Света не хотела выпускать инициативу из своих рук.
– Здесь я командую, Леша, – заявила она и, желая закрепить победу, добавила: – А ты будешь делать то, что я скажу. Пойдем через Александровский, так ближе.
Лешка поклонился;
– Слушаюсь, Светлана Иосифовна.
Светлана поняла, что перегнула палку, и закусила губу.
Пока дочь вождя народов впитывала знания, необходимые на вступительных экзаменах, Алексей прочитал все газеты, какие висели на уличных стендах вокруг университета. Кроме сводок Совинформбюро Казарин проштудировал всякие статьи, в которых москвичам давались бытовые полезные советы. Например, что можно сэкономить керосин, всего-навсего заворачивая горячие кастрюли в газету или пряча их под подушку. Алексей не без интереса узнал о выставке подбитой вражеской техники в ЦПКиО им. Горького, о пойманном на Кропоткинской улице жулике, продававшем фальшивые карточки на продукты. Причем эти карточки он делал каким-то хитрым фотоспособом. К полудню Казарин знал не только чем жила страна в этот день, но и тираж газет, фамилии всех корреспондентов и редакторов. Когда он совершенно одурел от этого занятия, появилась Светка, и он облегченно вздохнул.
Если бы Казарин знал, что на чердаке одного из домов в трех кварталах отсюда через двадцать минут начнется сеанс радиосвязи члена диверсионной группы, все это время следившей за его подопечной, он не позволил бы ей так спокойно ходить по улицам Москвы. И может, не случилось бы то, что случилось…
Осепчук уже заканчивал сеанс связи, когда над Москвой появились немецкие самолеты и со стороны Замоскворечья загудели воздушные сирены. Отбив последние такты морзянки, диверсант поспешил свернуть рацию. И в этот момент где-то совсем близко раздался свист бомбы, а затем последовал оглушительный взрыв. Дом вздрогнул, но устоял. Осепчук инстинктивно поднял голову и увидел тяжелую балку, падающую на него с потолка…
Когда бомбежка закончилась, на чердаке появились двое мальчишек. Оба только что принимали активное участие в тушении «зажигалок», их все еще переполняли эмоции.
– Колька, ты зря хватаешься руками за бомбу, – внушал один другому. – Надо брать ее щипцами.
– Не учи ученого! – фыркнул в ответ Колька. – Я ж ее не просто так беру. Я ж в брезентовых перчатках.
– Вот доиграешься. Я слыхал, что у фрицев появились какие-то термитные бомбы. Все прожигают.
Колька приготовился возразить, но вдруг осекся. Под обвалившейся балкой лежал человек.
– Смотри, Вовка! – испуганно прошептал он. – Кто это?
– Не знаю, – так же шепотом ответил его товарищ. И тут Колькин взгляд упал на рацию.
– Te-le-fun-ken, – прочитал он немецкие буквы на корпусе.
Мальчишки переглянулись.
– Знаешь, что это такое?… – побледнел Вовка. Колька, не отрывая глаз, смотрел на придавленного балкой Осепчука.
– Наверное, убило, – шмыгнув носом, пробормотал он. – Давай подойдем?
– Ты что? – Вовка схватил друга за рукав. – Мне дядька рассказывал, как его знакомый решил снять золотые часы с убитого фрица. Подошел, а немец достал пистолет и бац!…
Колька испуганно вскрикнул:
– Насмерть?!
– А то, – грустно вздохнул Вовка. – Знаешь что, беги-ка ты к управдому, а я – в милицию, – коротко скомандовал он, и друзья бросились к лестнице.
