Гарри Тертлдав - Череп грифона

Менедем покачал головой.

— Нет. Во-первых, у Аристида самые острые глаза, которые я когда-либо встречал. Во-вторых, он моряк. Он знает, чему положено быть на воде, а чему не положено. Твои телохранители — гоплиты. Они отлично справляются на суше, но не здесь. Море — не их стихия.

Полемей медленно побагровел: краска залила его шею, потом лицо. Менедем гадал, как давно этому человеку в последний раз говорили «нет».

Племянник Антигона положил руку на эфес меча.

— Малыш, ты будешь делать так, как я сказал, — прорычал он. — Иначе пойдешь на корм рыбам.

Не успел Менедем вспылить, как Соклей заговорил спокойным, рассудительным голосом:

— Ну подумай, почтеннейший. Отвергая в скверную погоду услуги лучшего впередсмотрящего, ты подвергаешь опасности судно, свою жену и себя самого. Разве это мудрое решение?

Полемей снова побагровел.

— Я велю этому остроглазому сыну шлюхи смотреть на море, а не на чужих жен, — сказал он и затопал обратно на бак.

— Спасибо, — тихо проговорил Менедем.

— Не за что, — ответил его двоюродный брат. — Я вообще-то беспокоился не только о Полемее, но и о своей собственной жизни тоже.

Его плечи задрожали, и Менедем понял, что Соклей с трудом сдерживает смех.

— А если уж он решил приказать морякам не заглядываться на чужих жен, то мог бы начать с тебя.

Менедем уставился на Соклея с притворной — или почти с притворной — яростью.

— Эринии тебя забери, я знал, что ты так скажешь.

— Ты собираешься заявить, что я ошибаюсь?

— Я сделаю кое-что похуже. Я заявлю, что ты нагоняешь на меня скуку.

Но Соклей не ошибался, и Менедем это знал. Он не мог не смотреть на жену Полемея, стоя весь день лицом к ней на рулевых веслах. И она не подумала принести с собой ночной горшок; женщине приходилось выставлять голый зад через борт, когда требовалось облегчиться, как поступал любой моряк. Менедем не таращился на нее во все глаза, это было бы грубой могло бы навлечь на него ярость Полемея. Полемей относился к самой худшей разновидности ревнивых мужей: многочисленной, жестокой и опасной. Уж у Менедема-то был опыт в таких делах. И все-таки капитан «Афродиты» не отворачивался: никогда не знаешь, где что тебе перепадет.

Соклей очень хорошо его знал и потому сказал:

— Ты вообще в силах соотнести, чего больше получишь — проблем или выгоды?

— Время от времени, — ответил Менедем. — Когда очень постараюсь.

Он ухмыльнулся. Соклей негодующе забрызгал слюной. Ухмылка Менедема стала шире.

Они стремительно скользили вперед — и под парусом, и под веслами. Ветер хлестал по воде, «Афродита» испытывала бортовую качку, когда волна за волной ударяли в ее левый борт.

Менедем выправлял движение судна так же машинально, как и дышал, и столь же мало обращал внимание на то, что делал. Точно так же работали почти все моряки на акатосе. Соклей слегка побледнел под своим морским загаром, но даже он удерживал равновесие, когда под ним покачивалась палуба.

Жена Полемея снова перевесилась через борт, отдавая морю все, что съела. Менедем очень хорошо это заметил, но не испытал к пассажирке ни малейшего сочувствия, потому что она выказала себя женщиной дурного нрава. У Полемея хватило здравого смысла снять свой корселет, прежде чем перегнуться через борт рядом с ней.

Менедем не возражал бы, чтобы тот полетел прямиком в море, если бы это не означало потерю сорока мин.

А потом Аристид выкрикнул:

— Земля! Земля прямо по курсу!

Менедем не видел земли. В этот момент дождь зарядил еще пуще, но, как сказал Менедем Полемею, он держал Аристида на баке именно из-за его исключительно острого зрения.

— Греби назад! — заорал Менедем гребцам. — Подбери парус! — крикнул он другим морякам, и те изо всех сил потянули за канаты, поднимая огромный квадратный парус к рее и выжимая из него ветер. — Лотовый — вперед! — добавил Менедем, ругая себя: ведь хотел отдать эту команду раньше, а потом совсем о ней забыл.

Он потянул за одно рулевое весло и толкнул вперед другое, отводя нос «Афродиты» прочь от опасности, замеченной Аристидом.

Когда судно повернулось, Менедем и сам разглядел маленький островок или, скорее, большую скалу; до этого торчащего из воды препятствия оставалось всего около плетра. Такой островок мог запросто погубить торговую галеру. Конечно, на нем не было никакой пресной воды, и там негде было бы вытащить судно на берег…

— Двенадцать локтей! — выкрикнул лотовый, вытащив линь и снова со всплеском бросив его в море. — Десять с половиной!

— Гребите, как обычно! — проорал Диоклей, как только нос акатоса отвернул прочь от островка. — Гребите сильнее, ублюдки! Риппапай! Риппапай!

— Девять с половиной локтей! — завопил лотовый.

— Вся команда — на весла! — приказал Менедем.

Моряки бросились выполнять приказ. С каждым новым гребком все больше и больше весел опускалось в воду с обоих бортов, пока все сорок моряков не заняли свои места. Никто никому не мешал; команда достаточно хорошо сработалась, чтобы грести слаженно даже в таком экстренном случае. Триерарх на борту военной родосской галеры, может, и нашел бы к чему придраться, но Менедем остался вполне доволен.

— Одиннадцать локтей! — закричал лотовый, а потом: — Четырнадцать локтей!

— Мы отходим, — сказал Диоклей, когда опасность стала не такой острой.

— Да, похоже на то, — согласился Менедем. — Но, клянусь египетской собакой, я рад, что мы на акатосе, а не на неуклюжем крутобоком судне. Не хотел бы я пытаться уползти отсюда без помощи весел.

— И вправду, шкипер. — Келевст нахмурился точно так же, как Менедем. — Это было бы отнюдь не весело. Парусное судно, может, и сумело бы развернуться к югу, если бы кто-нибудь вовремя заметил эту проклятую штуку… Я сказал — «может».

— Знаю, — кивнул Менедем.

Он понял, что имел в виду Диоклей. «Может, да, а может, и нет» — все имело свою оборотную сторону, так на родосской драхме с одной стороны была изображена роза, а с другой — Аполлон.

Полемей и другие пассажиры все время оставались на носу судна. Менедем надеялся, что племянник Антигона вернется на корму и извинится за свои жалобы насчет Аристида, но верзила-македонец ничего подобного не сделал.

«Что ж, и пошел он к воронам, — подумал Менедем, снова поворачивая торговую галеру на запад. — Я-то знаю, какой задницей он себя показал, даже если сам Полемей этого не осознает».

Два дня спустя после того, как они чуть не сели на мель в Кикладах, «Афродита» вернулась на Кос.

Соклей наблюдал, как Полемей смотрит на северо-восток, туда, где узкий канал отделял остров от Галикарнаса на анатолийском материке. Если бы на военных галерах Антигона, базирующихся в Галикарнасе, знали, кто находится на борту «Афродиты», эти суда наверняка вышли бы в море, чтобы попытаться захватить акатос. Но если не считать галер, патрулирующих море напротив города, все суда оставались на якоре.