Полицейский стоял над телом девицы в красном шелку.
— Третий раз в моей жизни, — сказал он. Говорил на выдохе, выталкивая воздух. Тоже не помолодел. — Как я понимаю, второй в вашей.
— Пристань вы не считаете?
Тела Ато на полу не было. Его не было нигде. Не было господина Мияги и его супруги и одного охранника. Еще были живы — еле-еле, от страха — две девки.
— Пошли вон, — сказал Сайто. — Похоже, господин инженер, что ваш бывший коллега замышлял такой поворот с самого начала. Синдо наметили жертвой заранее. С началом стрельбы или рубки охранники этих господ, — Сайто показал на двух распростертых на полу чиновников, — кинулись на нас… Они тоже мешали господину Ато…
— Или господину Уэмуре?
— Н-нет… Что-то подсказывает мне…
Со двора донеслись два почти слитных выстрела. Одна девица закричала, третий выстрел — и голос оборвался. Сайто кивнул каким-то своим мыслям.
— Ну вот. Из этих дверей никто не должен был выйти.
Инженер посмотрел на полицейского.
— Зачем вы их туда послали?
— Я всего лишь выставил их из комнаты. Им стоило бы отлежаться в кухне или спрятаться в осирэ, но раз уж их понесло на улицу… Зато теперь мы точно знаем, что приказ есть — если бы его не было, их могли и пропустить, их здесь явно знали.
Да, единомышленниками или почти единомышленниками они могли быть разве что в присутствии Ато…
— Хотел бы я знать, — покачал головой инженер, — почему они не убили нас сразу?
— Вероятно, кукловод был не прочь выяснить, сколько нам известно. И вашему бывшему коллеге, полагаю, нужна была победа над вами, пусть и задним числом, — полицейский пожал плечами. — На его месте я бы впустил нас внутрь, а потом расстрелял из чего-нибудь скорострельного — на одной из вышек стоит «гатлинг», вы заметили? — и запустил операцию немедленно.
— А что если мы и вправду нужны им? — инженеру тоже требовалось отдышаться.
— Нужны?
— Их мало. Будет еще меньше, раз Ато начал прореживать свои же ряды. Своего лучшего специалиста они подставили, а во вкус денег, которые приносит техника, — уже вошли. Преимущества железной дороги тоже оценили — если накрыть сетью страну, вы себе представляете, сколько войск и как быстро можно будет перебрасывать хоть на Хоккайдо? Им нужны те, кто умеет строить дороги и охранять порядок. И кто при этом не очень оглядывается на кровь.
Говоря это, инженер заряжал револьвер. Затолкал все патроны и провернул барабан. Потом сунул оружие за пояс. Что уж скрывать — нечего, да и незачем. Вздохнул:
— Патронов осталось семь штук. Опять придется покупать.
— Напомните мне потом, — кивнул полицейский.
— Вам выделяют фонды на такие дела?
— Выделяют. Но писанины много, — инженер сочувственно покачал головой, — Я просто однажды кое-что реквизировал и не доложил. Это называется «служебное преступление». Что вы там разглядываете?
— Ищу потайную дверь. Помолчите немного.
Инженер приложил ухо к стене, выбил дробь пальцами, потом сместился влево, еще постучал, вправо… Наклонился, что-то то ли повернул, то ли потянул. Часть стены в торце комнаты раскрылась.
— Вот сюда они сбежали, — сказал инженер. — Кагэ и наши супруги-фабриканты.
— Считаете, нас зовут в гости?
Асахина подумал.
— Пожалуй, да. Он ведь нас намеренно дразнил. И сказал о себе много больше, чем следовало. Много больше. А отступать некуда.
…Ты, оказывается, верил в справедливость, Кагэ, ты, оказывается, за ней пришел к «патриотам». Я не знал.
Я просто бежал от жизни, которой не мог жить. Справедливость появилась потом. И ты знаешь, Кагэ, никакой справедливости не было в том, что мы с тобой делали. А сейчас — твоя справедливость в том, чтобы отомстить всем этим лицемерам, а моя… Моя — это Ояма, мой помощник, сын лавочника. И Сёта, вчерашний крестьянин. На котором никто не попробует остроту меча. И поэтому я убью тебя еще раз. Понимаешь, справедливость одна на всех, а твоя, которая только для тебя, — иначе зовется.
Темный коридор вел куда-то вглубь и вниз. Инженер мысленно представил план здания, и получилось у него, что это уже не здание, а внутренность холма, к которому дом был пристроен. Какой-то отнорок шахты. Удобно.
— Сколько лет здесь ведут разработку? — поинтересовался полицейский.
— Официально — лет пять, не помню.
— Довольно основательно закопались.
— Думаю, жители Уэмуры ковырялись тут поколения два-три, не меньше…
Кто-то вломился в главную дверь. Застучали сапоги, где-то треснули и упали сёдзи… Асахина быстро повернул панель — и оба отступили в темноту.
Не двинувшись,
Пребудут разделенными во тьме
Цветы и воды.
Предсмертное стихотворение Окиты Содзиро
…Придя в себя после хорошего удара, Сайто Хадзимэ тут же начинал мыслить ясно, трезво и спокойно. Это дважды спасало ему жизнь — многих, очень многих убивали просто потому, что желание двигаться у них опережало мысль.
Лежать. Лежать и не шевелиться. Тем более что в такой темноте…
— Перестань. Я ведь вижу, что ты пришел в себя.
Надо же. Он видит. А я нет. Был бы свет, я поймал бы его даже сквозь веки. Неужели ослеп от удара — и лежу сейчас на свету, сам того не зная? Было бы очень неприятно ослепнуть…
Нет. Нет. Под головой — холодная сырая земля с мелкой каменной крошкой, в ноздрях — затхлый воздух подземелья, кажется, навеки въевшийся в легкие… Это шахта, все та же шахта. Вот только лежу я не так, как падал, — а лицом кверху. И голос…
— Здесь никого нет. Я сказал, что ты мертв, — и они поверили. Мы в таких делах не ошибаемся…
Мы. Тоже интересно. Мы. Значит, кроме говорящего, остальные были людьми.
Куда, спрашивается, подевался Ато? Отправился за добычей поинтереснее? А наш господин Уэмура — мстительный человек. Практичный, но очень мстительный. Это нужно запомнить, это пригодится при случае.
— Когда они тебя достали? — спросил полицейский. — Под Уэно или позже[114]?
— Пить хочешь? — на грудь положили флягу. — Под Уэно. Пулей хребет перебило. Я думал — добьют, и все… Не стали. Я бы повязки сорвал, да очень ослаб. А потом уже поздно было — раны зажили. Ты же знаешь, как на мне все заживало. Ходить только не мог — на руках ползал.
— Спасибо, — сказал полицейский. Руки слушались плохо, но если медленно, то можно. Воду он не пролил.
Эти существа, как их ни называй, чувствуют жизнь. Значит, другой кёнси может просто посмотреть и обнаружить, что его собеседник солгал своим людям. Если он солгал, конечно.
