– Капитан! – воскликнул он. – Стоило ли?
– Слушай, ты, дерьмо, если я еще раз найду неполадки в мушкете или пушке во время твоей вахты, ты получишь пятьдесят линьков и лишишься трехмесячного жалования. Боцман!
– Да, капитан? – Пэзаро, боцман, придвинул свою тушу поближе и сердито посмотрел на молодого канонира.
– Собери обе вахты! Проверьте каждый мушкет и пушку, все! Бог его знает, когда они могут нам потребоваться…
– Я прослежу за этим, капитан. – Боцман повернулся к канониру: – Я подпорчу твой грог сегодня вечером, Гомес, за всю дополнительную возню, что ты нам устроил, и тебе придется проглотить его с улыбкой! А ну, за работу!
На главной палубе располагалось восемь небольших пушек, четыре с правого и четыре с левого борта, и носовое орудие. Достаточно, чтобы отбиться от пиратов, не имеющих пушек, но недостаточно, чтобы отразить атаку настоящего корабля. Маленький двухмачтовый фрегат назывался «Санта-Лус».
Родригес подождал, пока обе вахты не приступили к работе, потом отвернулся и облокотился на планшир. Замок угрюмо блестел на солнце старым оловом, только главная башня, с ее голубыми и белыми стенами и золотой крышей, весело сияла в лучах. Он сплюнул в воду и следил, куда поплывет плевок – в сторону свай на пристани или в море. Его понесло в море.
– Черт! – пробормотал он, не обращаясь, собственно, ни к кому, – ему хотелось иметь сейчас, здесь свой фрегат, «Санта-Марию». Как не повезло, что судно в Макао, когда оно так нужно здесь…
Несколько дней назад в Нагасаки его вытащили из теплой постели в доме, выходящем окнами на город и пристань.
– Что случилось, адмирал?
– Я должен немедленно попасть в Осаку! – заявил Феррьера, кичливый и высокомерный, как бентамский петух, даже в столь ранний час. – Поступило срочное сообщение от дель Акуа.
– Что там еще?
– Он упоминает только, что это жизненно важно для будущего черного корабля.
– Мадонна, что за глупости? Чем это «жизненно важно»? Наш корабль крепок, как полагается быть кораблю, днище чистое, такелаж в порядке. Торговля идет лучше, чем можно было ожидать, обезьяны ведут себя прекрасно, этот свиной зад Харима надежен… – Он остановился – его озарила неожиданная мысль. – Англичанин! Он вышел в море?
– Я не знаю, но если вышел…
Родригес посмотрел на бухту – он уже готов был увидеть «Эразм», блокировавший выход и поднявший флаг ненавистной Англии. Он ведь знал: эти бешеные собаки ждут не дождутся, когда черный корабль отправится морем в Макао и домой. «Боже, Матерь Божья и все святые, не допустите, чтобы это случилось!» – взмолился он про себя.
– На чем быстрее всего туда добраться?
– На «Санта-Лусе», адмирал. Мы можем отплыть в течение часа. Послушайте, англичанин ничего не сможет сделать без команды. Не забывайте…
– Мадонна! Да он говорит теперь на их языке! Почему бы ему не использовать этих обезьян? Хватит и японских пиратов – набирай хоть двадцать команд.
– Но среди них нет ни канониров, ни моряков, а подготовить японцев он не успеет. Разве что к следующему году – тогда уж не против нас.
– Зачем, ответьте мне, ради Бога, Мадонны и всех святых, священники дали ему словарь?! Никогда я этого не пойму! Негодяи, суются не в свое дело! Дьявол в них вселился. Похоже, что и англичанина охраняет сам дьявол!
– Говорю вам, он просто очень умен и удачлив!
– Есть много таких, что пробыли здесь по двадцать лет и ни слова не могут выговорить на их тарабарском языке, а англичанин может! Уж поверьте – он продал душу Сатане, и за эти черные дела тот его защищает. Как еще вы объясните это? Сколько лет вы пробуете говорить на их языке и даже живете с одной из них… Сволочь, он легко мог бы использовать японских пиратов.
– Нет, адмирал, он будет набирать людей отсюда, мы ждем его – вы ведь уже посадили одного подозреваемого в кандалы.
– Имея двадцать тысяч серебром и долю добычи на черном корабле, он может купить всех, кто ему нужен, включая тюремщиков с тюрьмами! Черт возьми, и вас тоже!
– Придержите язык!
– Вы испанец, без роду и племени, Родригес! Вы виноваты в том, что он до сих пор жив, вы отвечаете за это! Вы два раза дали ему уйти! – Адмирал в ярости двинулся на него. – Вы должны были убить его, когда он был в нашей власти!
– Может быть, но это идет вразрез с моим представлением о чести, – горько сказал Родригес. – Я убью его, когда смогу.
– И когда же это будет?
– Я говорил вам двадцать раз! Вы не слушаете! Или у вас, как всегда, во рту и ушах одна испанская труха! – Он взялся за пистолет, адмирал выхватил шпагу, но тут между ними встала перепуганная японка. – Пожаруйста, Род-сан, не сердитесь, не ссорьтесь, пожаруйста! Ради бога, пожаруйста!
Слепая ярость, охватившая обоих, спала. Феррьера проворчал:
– Перед Богом вам говорю, Родригес, англичанин – отродье дьявола! Я чуть не убил вас, Родригес, а вы – меня. Он напустил на всех нас какое-то колдовство, особенно на вас! Теперь я это ясно понял.
…Сейчас, в Осаке, под солнцем, Родригес сжал распятие, которое носил на шее, и стал отчаянно молиться в надежде спастись от колдунов и избавить свою бессмертную душу от Сатаны.
– Разве адмирал не прав, разве это не единственный возможный ответ? – исполненный мрачных предчувствий, повторял он вновь и вновь свои доводы. – Англичанина ничто не берет! Он приближенный этого сатанинского Торанаги; он получил обратно свой корабль и деньги, вако, несмотря ни на что; он говорит как один из них, а этот язык невозможно выучить так быстро, даже со словарем… А он и словарь получил, и такую бесценную помощь! Иисус Христос и Мадонна, отведите от меня этот дьявольский глаз!
– Зачем вы дали англичанину словарь, отец? – спросил он Алвито, встретив его в Мисиме. – Вам нужно было как можно дольше тянуть с этим делом.
– О нет, Родригес, – горячо возразил ему отец Алвито, – мне не следовало отступать со своего пути – я должен помочь ему! Убежден, что есть возможность обратить его в нашу веру! На Торанагу теперь нет надежды… А англичанин – это еще один человек, еще одна душа… Мой долг – попытаться спасти его!
«Священники! – подумал Родригес. – Черт бы их всех побрал! Но только не дель Акуа и отца Алвито! О Мадонна, прости мне эти дьявольские мысли! Прости и похорони англичанина до того, как я с ним встречусь! Я не хочу убивать его, я дал священную клятву, но тебе я говорю: он должен умереть как можно быстрее…»
Вахтенный, стоявший у штурвала, перевернул склянки и отбил восемь ударов – полдень.
Марико, в бледно-зеленом кимоно, белых перчатках и широкополой темно-зеленой дорожной шляпе, поверх которой был повязан золотой газовый шарф, шла по освещенному солнцем, заполненному народом переулку к воротам в тупике. За ней следовали десять телохранителей в коричневой униформе.
