Вахтенный, стоявший у штурвала, перевернул склянки и отбил восемь ударов – полдень.
Марико, в бледно-зеленом кимоно, белых перчатках и широкополой темно-зеленой дорожной шляпе, поверх которой был повязан золотой газовый шарф, шла по освещенному солнцем, заполненному народом переулку к воротам в тупике. За ней следовали десять телохранителей в коричневой униформе.
Вот радужный зонтик Марико уже мелькнул у ворот – они распахнулись и остались открытыми.
В переулке было тихо. По обеим сторонам выстроились серые, они стояли на всех крепостных стенах. Она рассмотрела Андзин-сан на стене, за ним – Ябу, во дворе ее ждала целая процессия, включая Кири и госпожу Садзуко. Все коричневые во главе с Ёсинакой были в полном снаряжении, кроме двадцати, стоявших с Блэкторном на крепостной стене, и двух у каждого окна во двор. В отличие от серых, никто из коричневых не надел доспехов и не имел луков, единственным их оружием были мечи.
Много женщин-самураев наблюдали за происходящим: кто из окон домов, выстроившихся вдоль переулка, кто с крепостных стен; некоторые, прихватившие с собой детей, стояли во дворе среди серых. Все женщины прятались от солнца под зонтиками; у тех, кто имел на это право, были самурайские мечи.
Кияма стоял у ворот во главе полусотни своих людей – серой формы на них не было.
– Доброе утро, господин, – приветствовала его Марико и поклонилась. Он ответил поклоном, и Марико прошла под аркой.
– Привет, Кири-сан, Садзуко-сан! Вы обе прекрасно выглядите! Все готово?
– Да-да! – ответили они с напускной живостью.
Марико ступила в открытый паланкин и села, выпрямив спину.
– Ёсинака-сан! Пожалуйста, трогаемся!
Капитан сразу же прохромал вперед и стал выкрикивать приказы. Двадцать самураев в коричневой форме вышли вперед и тронулись в путь. Носильщики подняли открытый паланкин Марико и последовали за коричневыми через ворота, за ними вплотную понесли паланкины Кири и госпожи Садзуко – молодая женщина держала на руках ребенка.
Как только паланкин Марико появился на освещенном солнцем пространстве за крепостными стенами, между авангардом и паланкином возник командир серых и стал прямо на пути. Коричневые остановились, носильщики тоже.
– Прошу меня извинить, могу я посмотреть ваши бумаги? – обратился серый к Ёсинаке.
– Простите, но никаких бумаг нам не требуется, – ответил Ёсинака среди внезапно наступившей тишины.
– Прошу прощения, но господин Исидо, комендант замка, командир телохранителей наследника, с согласия регентов ввел пропуска на выход, которые должны быть оформлены.
Марико официальным тоном заявила:
– Я – Тода Марико-но Бунтаро, и мне приказано моим сюзереном, господином Торанагой, сопровождать его дам для встречи с ним. Будьте добры пропустить нас!
– Я был бы рад, госпожа, – гордо ответил самурай, принимая более удобную позу, – но у нас приказ: без дозволения нашего господина никого из Осакского замка не выпускать. Прошу меня извинить.
– Назовите, пожалуйста, ваше имя, – попросила Марико.
– Самиёри Дондзэнси, четвертый легион. Мой род не менее древний, чем ваш.
– Извините, господин Самиёри, но, если вы не уйдете с дороги, я прикажу вас убить.
– Все равно вы не пройдете без бумаг!
– Пожалуйста, убейте его, Ёсинака-сан.
Ёсинака не колеблясь сделал выпад, его меч описал дугу, и он ударил ошеломленного вожака серых. Лезвие глубоко вонзилось в бок, мгновенно было выдернуто, и второй, еще более яростный удар отрубил голову, которая, прежде чем остановиться, еще немного прокатилась в пыли…
Ёсинака начисто вытер лезвие и вложил меч в ножны.
– Вперед! – приказал он идущим в авангарде. – Поторопитесь!
Самураи опять построились и тронулись с места, как вдруг, прилетев неизвестно откуда, в грудь Ёсинаки вонзилась стрела. Кортеж смешался и остановился. Ёсинака молча дернул древко, но через мгновение глаза его остекленели и он повалился на землю.
С губ Кири сорвался слабый стон. Ветер трепал концы тонкого шарфа Марико. Где-то в переулке шикали на кричащих детей. Все, затаив дыхание, ожидали.
– Кадзуко-сан! – окликнула Марико. – Пожалуйста, примите командование!
Кадзуко, высокий, горделивого вида юноша с чисто выбритыми впалыми щеками, вышел из группы самураев в коричневой форме, стоявших рядом с Киямой у ворот. Обогнул носилки Кири и Садзуко, встал рядом с Марико и церемонно поклонился.
– Да, госпожа. Благодарю вас. Эй вы! – крикнул он людям впереди. – Трогайся!
Сбросив оцепенение, они повиновались, постепенно заражаясь напряжением предстоящей борьбы. Процессия тронулась. Кадзуко шел рядом с носилками Марико. Но двигались они недолго. В ста шагах впереди от плотных рядов самураев отделились двадцать человек в серой форме и молча встали поперек дороги, промежуток заняли самураи в коричневом. Кто-то споткнулся, и идущие впереди остановились.
– Уберите их с дороги! – прокричал Кадзуко.
Тут же вперед кинулся самурай в коричневом, за ним – остальные, и началась быстрая и жестокая схватка. Каждый раз, как падал серый, из толпы ожидающих выходил другой и присоединялся к сражающимся. Все происходило со страшной скоростью, четкостью и слаженностью: вот бьется воин против воина, пятнадцать против пятнадцати, восемь против восьми. Несколько раненых серых сражаются в пыли. Трое коричневых – против двоих серых. Выходит еще один серый. Скоро он остается один на один с последним коричневым – забрызганным кровью, раненым, победившим уже в четырех схватках. Последний серый легко убивает его и остается один среди поверженных тел. Смотрит на Кадзуко. Все коричневые полегли, четверо ранены, восемнадцать убиты. Кадзуко выходит вперед, обнажает меч. Наступает полная тишина.
– Подождите! – прозвучал голос Марико. – Пожалуйста, подождите, Кадзуко-сан!
Он остановился, но не спускал глаз с серого, готовясь к схватке. Марико вышла из паланкина и зашагала назад к Кияме.
– Господин Кияма, я прошу вас разрешить пройти этим людям.
– Извините, Тода-сама, приказы по замку должны выполняться. Они вполне законны. Но если вы хотите, я созову собрание регентов и попрошу принять специальное решение.
– Я – самурай. Отданные мне приказы ясны, соответствуют бусидо и освящены нашим кодексом. Они должны выполняться и отменяют любой официально установленный другими порядок. Закон может отклонить причину, но причина не может отменить закона. Если мне не позволяют выполнять приказы сюзерена, я не смогу жить с таким позором!