— У тебя есть такое, Рори, брат мой, чего не купишь ни за какое золото на невольничьем рынке. Кроме тебя, Мансура и старика Слаймана, я никому не могу доверять, а ты всегда можешь довериться Млике.
Баба повернулся и заговорил с великаном, который ответил улыбкой и проговорил что-то на своем странном жаргоне.
— Он говорит, — перевел Баба, — что ты его душа. По его верованиям, у каждого человека есть и душа и тело. Многим так и не удается увидеть свою душу, но Млика говорит, что он счастливый, потому что может видеть свою душу каждый день, ведь ты и есть его душа.
С верным Мликой под рукой, с богатым выбором женщин гарема, с Альмерой для тихих радостей и теплом дружбы Бабы дни в Сааксе пролетали для Рори в золотой дымке. Рори обычно просыпался при первом зове муэдзина с приземистого глинобитного минарета, который был самым высоким строением в Сааксе. Улюлюкающее пение имама проникало в его сны и заставляло открыть глаза и таращиться на женщину, лежащую рядом с ним. И в холодном сером свете утра кожа ее, скользкая от пота, разинутый рот и волосы, прилипшие к щекам, нисколько не являли собой ту прелесть эротизма, которую она представляла накануне ночью. Краска для век был размазана, а испачканные хной руки ее казались жестокими и хищными, с длинными ногтями, которые царапали ему спину накануне ночью. Щелочной запах испачканных простыней оскорблял его, и он был склонен грубо прогнать женщину со своей кровати, испытывая тошноту от воспоминаний о странных и неестественных вещах, которые они делали друг с другом в темноте. Тут же он давал себе слово, что ничего подобного не повторится следующей ночью. И часто он держал свое слово и вместо искушенной исполнительницы из своего гарема он звал Альмеру, чья нежность успокаивала его и чьи ласковые объятия и слова приносили умиротворение, когда он был пресыщен изобилием женской плоти и странными излишествами. С Альмерой он мог вытянуться и уснуть, не доказывая своей мужской силы не только своей подруге, но и самому себе. Он знал, что Альмера жаждала от него большего, и иногда награждал ее этим, чувствуя ее благодарность; но, даже страстно желая его, она никогда не ревновала его к фавориткам. Именно она всегда прислуживала ему перед отходом ко сну, приводила женщин из гарема, ставила напитки и фрукты к его кровати, а затем шептала наставления женщине, прежде чем уйти тихо и спокойно. Далее, согласуя свои действия утренним уходом женщины, она снова была у постели Рори, отгоняя от него опахалом мух, грея кофе в медном чайничке, вытирала губкой его тело от пота и засохшего семени и даже выбирая ему одежды, в которые оденет его Млика.
Чистый телом, полный энергии от пикантного кофе, он проходил по все еще полным ночной прохлады коридорам дворца, сопровождаемый Мликой, и выходил через дверь с железными украшениями во внутренний двор, туда, где стоял его конь вместе с конем Бабы, а иногда и конем Мансура. Они выезжали на час или два покататься за городом, или проехаться по улице купцов-ювелиров, или по улице оружейников, или доскакать до невольничьего рынка; потом они возвращались, чтобы принять ванну, отдохнуть и поговорить.
В лабиринте беспорядочных строений старого дворца Саакса было несколько восточных бань, но они обычно направлялись в ту, которой пользовался исключительно отец Бабы и которая находилась рядом с его гаремом. Они вместе шли по длинным коридорам и тенистым колоннадам. Теперь, когда Рори был знаком с дворцом, путь не казался ему таким долгим и извилистым, как в первую ночь. Теперь он мог сам найти дорогу во дворце, хотя и редко ходил куда-нибудь один. Его сопровождали Млика или Ома, между которыми всегда возникали яростные споры о том, кому должна быть предоставлена эта честь. Оба были ревностно преданы ему, но Рори больше доверял Млике, чем Оме. Иногда после обеда Рори и Баба, следом за которыми шел Млика, появлялись в дверях бани. Млика помогал Рори освободиться от одежд, а евнух Аль-Джарир помогал Бабе. Приятно было скинуть потные одежды, тяжелые ватные халаты и погрузиться в душистый пар. Еще приятнее было расслабиться под пальцами сильных рук Аль-Джарира, в чьи обязанности входило соскрести пот и грязь с их тел костяным ножом. Нож этот, как он сообщил Рори, был выточен из носорожьего рога и обладал волшебными свойствами, которые делали их тела сильными и мускулистыми.
С выскобленными начисто телами они прошли, как обычно, в другую комнату, где бросились в бассейн с прохладной водой, которая пощипывала кожу после жаркого пара. Оттуда они перешли в затененную комнату, где растянулись во всю длину на холодных плитах пола, а Аль-Джарир стал массировать их своими ручищами. Когда он закончил, то попросил их оставаться лежать на животах, а сам встал им на спины и медленно прошелся вверх и вниз по позвоночникам, массируя спины большими, мягкими пальцами ног. Его вес и давление были едва переносимыми, но приток крови по артериям был хорошим доказательством совершенного знания анатомии человека.
— Аль-Джарир — сокровище, — простонал Баба. — Он может все, только не может оплодотворить женщину. В самом деле, женщины из гарема предпочитают его настоящему мужчине, потому что он способен удовлетворить двадцать женщин за ночь и никогда не потеряет задора.
— Ты позволяешь? — Рори в своем невежестве всегда полагал, что ни один мужчина, кроме господина гарема, не имел права дотрагиваться до женщин.
— Конечно. Спроси своего Карима, и он расскажет тебе, что выполняет двойную обязанность. Он не только охраняет твой гарем, но и обслуживает его. Подумай сам, неужели мы кастрируем мужчин лишь ради того, чтобы они охраняли наш гарем? О нет! С этим справится и парочка великанш-сенегалок. У наших евнухов есть еще одна цель в жизни. Подумай, в гареме моего отца около трехсот женщин. Он был пожилым человеком. Даже если бы он мог за ночь осчастливить одну, ему понадобился бы почти год, чтобы переспать со всеми, и это бы значило, что каждая женщина имела бы мужчину только раз в год, а в случае с моим отцом, человеком преклонного возраста… Так что же им делать, пока они ждут этого единственного за год момента ночного блаженства?
Рори кивнул. Да, он понимает, что в гареме может быть много неудовлетворенных женщин, когда их обслуживает только один мужчина.
Баба ткнул в него пальцем с насмешкой:
— Сразу видно, что хладнокровные нзрани не привыкли к гаремам. Я не хотел тебя обидеть, — торопливо добавил он, — но мы, кто держит женщин в гаремах, должны быть готовы ко всему. Я спрашиваю тебя: что станут делать эти праздные женщины? Как же они выдержат недели, месяцы без мужчин? Да они станут лесбиянками: станут любить друг друга. Одни из них останутся женщинами, кроткими и нежными. Другие возьмут на себя обязанности мужчины, станут властными и жестокими. А это плохо. Всем известно, что как только женщину любила другая женщина, она больше не захочет мужчину. Так что у нас есть евнухи, и раз они ненастоящие мужчины, но могут полностью удовлетворить женщину, мы отправляем их к женщинам, чтобы те были счастливы.
