Теперь сон и этот кто-то поделили ее пополам, и никто не мог победить. Касались щеки шелковистые волосы, каждое прикосновение рождало прокатывающуюся по всему телу волну долго пульсирующего удовольствия, и чужая влага была на ее губах.
— Ты мне снишься? — спросила сквозь сон Жаккетта.
— Конечно, маленькая… — услышала она тихий шепот, как прибой прошумел. — Спи…
Жаккетта обрадовалась — не надо просыпаться — и полностью отдалась во власть полонившему ее.
Во сне вставало над морем улыбчивое рыжее солнце.
И кто-то бесконечно ласково срывал дыхание с ее губ.
Долго спать им не пришлось. Утром рыжий поднял их с рассветом. Надо было ехать дальше.
— Слава богу, теперь мы поедем нормальным образом, а не по обычаю тамплиеров! — заметил рыжий за завтраком. — Пришлось купить еще двух лошадей.
Все, соглашаясь с ним, молчали. Кроме Жаккетты.
— А при чем тут тамплиеры? — тут же спросила она.
— А ты, маленькая, разве не знаешь? — сразу же отреагировал рыжий.
— Представь, не знаю! — заявила Жаккетта. — Темная я. Про госпитальеров знаю, про ассасинов знаю, а про тамплиеров ты такого не рассказывал.
— Хорошо, пока ты жуешь, я восполню этот пробел в твоем образовании. Ты знаешь, что орден Тампля был нищенствующим?
— Чего? — опустила ложку Жаккетта. — Ты ври, да не путайся! Сам же говорил, что даже корона у тамплиеров в залоге была, и образцовый ливр они хранили. Ничего себе нищие!
— И тем не менее, маленькая, это так. Бедность была объявлена в их уставе одним из столпов ордена. Поэтому, как символ бедности тамплиеров, на их печатях было изображение двух всадников на одной лошади. Но мы чуть побогаче рыцарей храма, поэтому можем позволить себе по коню на всадника. Вот и все, что я хотел сказать.
— Я рада за нас! — оставила последнее слово за собой Жаккетта.
* * *
Сразу же после трапезы они без задержек выехали.
Остался позади безымянный городок, а в то, что где-то там, в лесах, затаился Шатолу, и вообще не верилось.
После ветров и дождей погода установилась, давая короткую передышку перед зимним ненастьем.
Было тихо, сухо и мягко тепло.
Леса по бокам дороги устилал толстый золотой ковер, да и дорога подернулась золотолиственным налетом.
«Скоро зима, — думала Жаккетта. — Какой она будет?»
— Даже не верится, что у нас все возвращается на круги своя… — тихо сказала она.
— …Кружит, кружит на бегу своем ветер; и на круги свои возвращается ветер, — вдруг подхватил ее слова рыжий.
Все потоки бегут в море —
Но не переполняется море.
К месту, куда бегут потоки, —
Туда они продолжают бежать;
Изношены слова — ничего не расскажешь,
Глядят, не пресытятся очи, внимают,
не переполнятся уши
Что было, то и будет, и что творилось,
то и будет твориться,
И нет ничего нового под солнцем!
Радостно звучали его слова.
Жаккетта весело засмеялась. Строки были печальными, но у рыжего даже они получились обнадеживающими.
Рыжий лукаво продолжил:
Как прекрасна ты, милая, как ты прекрасна!
Твои очи под фатою — голубицы,
Твои волосы — как стадо коз,
что сбегает с гор гилеадских,
Твои зубы — как постриженные овцы,
возвращающиеся с купания,
Родила из них каждая двойню,
и нет среди них бесплодной.
Как багряная нить твои губы, и прекрасна твоя речь.
Как разлом граната твои щеки из-под фаты.
Как Давидова башня твоя шея, вознесенная ввысь.
Тысяча щитов навешано вокруг — все оружие бойцов!
Две груди твои — как два олененка,
Как двойня газели, что бродят среди лилий.
Пока не повеял день, не двинулись тени,
Я взойду на мирровый холм, на ладановую гору —
Вся ты, милая, прекрасна, и нет в тебе изъяна.
Подъехала с сияющими глазами Жанна и подхватила:
Пусть уста его меня поцелуют!
Ибо лучше вина твои ласки,
Дух твоих умащений прекрасен,
Разлитой елей — твое имя,
Потому тебя девушки любят.
Неожиданно продолжил Жерар:
Заклинаю вас, дочери Иерусалима,
Газелями и оленями степными —
Не будите, не пробуждайте любовь,
Пока сама не пожелает![21]
— А я знаю! — сказала Жаккетта. — Это Песнь Песней Соломонова.
* * *
Дорога в этот час была пустынна.
Навстречу им скакали во весь опор два всадника.
«К нам…» — сердцем поняла Жаккетта.
Так оно и вышло.
Рыжий оторвался от своего маленького отряда и устремился им навстречу.
Всадники, увидев его, остановились. Рыжий подъехал, и завязался оживленный разговор. На греческом.
— Все в порядке! — крикнул рыжий своим встревоженным спутникам. — Это друзья.
Жаккетта с тревогой прислушивалась к их разговору, но тон беседы был, похоже, спокойным и деловитым.
— Пора устроить привал, — объявил рыжий. — Вон там, у развилка. Наши гости не ели, да и нам не помешает пообедать.
Впереди дорога делилась на две. Небольшое перепутье. Один путь вел в Ренн, другой позволял достичь Нанта.
Отыскав подходящую полянку неподалеку от обочины, остановились и развели костер. Ели молча.
— Обстоятельства изменились, — первым окончил еду рыжий. — Жерар, отойдем-ка.
Они отошли в сторону и о чем-то переговорили.
После чего рыжий вернулся и сказал:
— Меня зовут дела. Госпожа Жанна, я оставляю вам Саида, Али, Ахмеда и Махмуда. Командование отрядом передаю Жерару. Пять мужчин вполне достаточная охрана для безопасного путешествия, тем более что до Ренна недалеко.
Жанна кивнула.
Рыжий продолжал:
— После того как они доставят вас в Аквитанский отель, отпустите их, к Рождеству, я обещал, они вернутся к хозяину. Маленькая (Жаккетта вопросительно подняла на него глаза), я на досуге подумал над твоими бедами, о которых ты поведала на Кипре.
«Какими именно?» — читалось в настороженном взгляде Жаккетты.
— Молиться святым, как советовал тебе кюре, — чушь собачья. Тебе просто нужен нормальный мужчина. Ты поедешь со мной?
Жаккетта задумчиво потерла нос и сказала:
— Поеду.
— Ты с ума сошла?! — прошипела Жанна, сообразившая, что ее за просто так лишают камеристки. — Опомнись, глупая!
Жаккетта пожала плечами.
