И тут Финан ударил по ним с тыла.
Финан лучше чем кто-либо понимал, какая начнется резня, если откроют Морские ворота, и не стал медлить, строя людей в стену из щитов, они просто налетели на врага с яростью ирландцев, вопя безумный боевой клич. У Финана было преимущество, поскольку он стоял на возвышенности, чуял страх врагов и не дал им времени осознать собственные преимущества.
А ведь выжившие воины Этельхельма, прижатые к воротам с той стороны, были их союзниками, всего-то и оставалось, что пересилить и выдавить наружу дюжину воинов Гербрухта, но вместо этого враги пали. Отряд Финана, обрушившийся на перепуганного врага, никого не оставил в живых. Каменистые ступени залило потоками крови, и увидевший это побоище Гербрухт вывел своих людей из арки ворот и ринулся вверх по холму. К тому времени как я добрался до Верхних ворот, воинов моего кузена уже перебили или взяли в плен.
— Нам нужны пленники? — прокричал мне Финан.
На коленях стояли человек тридцать, все подняли руки, показывая, что у них нет оружия. Человек пятнадцать умирали или лежали мертвыми после жестокой атаки Финана. Никто из его воинов не получил ни царапины, насколько я понял.
Мне не нужны были пленные, но я и не хотел убивать этих людей, по большей части юнцов. Многие наверняка сыновья арендаторов Беббанбурга или внуки людей, которых я знал в детстве. Если я одержу победу, они станут служить мне, станут моими арендаторами, даже моими воинами, но не успел я выкрикнуть ответ, как раздались удары в ворота.
— Гербрухт! — гаркнул я. — Вернись на боевую площадку!
— Да, господин!
— Гербрухт! Ты молодец!
Из-за Морских ворот донесся голос:
— Сжальтесь! Впустите нас!
Человек снова заколотил по воротам. Я подозревал, что это один из уцелевших воинов Этельхельма, из тех, что остались оборонять корабли и были перерезаны скоттами и норвежцами Эйнара. Мне, как и Финану, тоже было их жаль. Их привели на это неприветливое побережье и кинули в безжалостную битву против диких северян.
Было бы милосердно открыть ворота и впустить выживших, а некоторые саксы даже могли бы сражаться на моей стороне, но я не хотел рисковать. Морские ворота останутся закрытыми, а это значит, что воины Этельхельма окажутся в ловушке за стеной и погибнут, а те, что попали к нам в плен, останутся в крепости.
— Финан, — позвал я, — раздень пленных догола! А их оружие перебрось через стену!
Я бы предпочел выгнать пленных из крепости, но это обрекло бы их на смерть. Достаточно их раздеть и разоружить. Так они станут беззащитными.
Стук в ворота прекратился, и я услышал яростный рев, когда Гербрухт швырнул с крепостной стены камень. Человек выкрикивал проклятья на норвежском, а значит, теперь за Морскими воротами остались только люди Эйнара и скотты. И те, и другие — враги моего кузена.
— Хорошенько за ними присматривай! — крикнул я Гербрухту.
— Они не проникнут внутрь, господин! — отозвался он.
И я ему верил.
— Отец, — мой сын протолкнулся сквозь сгрудившихся у Верхних ворот воинов и прикоснулся к моей руке, — тебе лучше на это посмотреть.
Я последовал за ним через Верхние ворота и увидел, что в центре крепости формируется стена из щитов. Она начиналась у подножия высокого утеса, где стояла церковь и главный дом, и простиралась до самой крепостной стены, выходящей к морю. Над центром строя развевался флаг, мой флаг с волчьей головой, а под ним стоял мой кузен, наконец собравший свои силы. Его воины колотили мечами по щитам и топали ногами. У церкви формировалась стена из щитов поменьше, и обе стены находились выше нас.
— Сколько их? — спросил я.
— У нижней скалы — сто восемьдесят, — ответил сын, — и тридцать у церкви.
— Значит, силы почти равны.
— Хорошо, что ты не умеешь считать, — сказал мой сын, причем куда веселей, чем следовало бы, — а кроме того, эти ублюдки еще подходят, — он показал на большой отряд, влившийся в центр стены из щитов моего кузена — воины разошлись, чтобы дать место.
Я решил, что это гарнизон Верхних ворот, и мой кузен вызвал этих воинов, посчитав, что стража Нижних ворот отразит любую атаку скоттов. Теперь я мог лучше рассмотреть кузена. Он был верхом, в сопровождении трех всадников со знаменем, в центре большой стены из щитов у нижней скалы.
— Он разжирел, — заметил я.
— Разжирел?
— Мой кузен.
Он и впрямь выглядел тяжеловатым на крупном скакуне. Кузен находился слишком далеко, чтобы рассмотреть лицо под шлемом, но я видел, что он уставился на нас, пока его воины молотят мечами по щитам.
— Сначала разделаемся с ним, — мстительно произнес я. — Убьем ублюдка и посмотрим, останется ли у кого-нибудь из его людей желание драться.
Некоторое время мой сын молчал. Потом я заметил, что он смотрит на вершину Беббанбурга.
— Ох, Боже милосердный! — воскликнул он.
Потому что прыгающий олень пробрался в Беббанбург.
— Боже, как они проникли внутрь? — спросил сын, теперь уже безрадостным тоном, просто ошеломленно, потому что на самом высоком утесе крепости появились воины в красных плащах — люди Этельхельма.
Они носили кольчуги и строились в новую стену из щитов, а увидев, как нас мало, радостно завопили. Воины Финана, стоящие внизу, у Морских ворот, еще не попали в их поле зрения, и люди Этельхельма, наверное, решили, что нас меньше сотни.
— Боже святый, как они сюда проникли? — повторил сын.
У меня не было ответа, и я промолчал. Я пересчитал воинов в красных плащах и понял, что их не меньше шестидесяти, а с южной стороны крепости подходили всё новые, присоединяясь к стене из щитов моего кузена. Сам он, приободренный появлением союзника, кричал что-то своим людям, как и два священника, что обращались к растущей стене щитов, наверняка заверяя воинов в том, что пригвожденный бог желает нам смерти. А на самом верху стоял Этельхельм в темном плаще и сверкающей кольчуге. Рядом с ним тоже был священник, он шел вдоль стены из щитов и благословлял воинов, готовых нас убивать.
Полные мести норвежцы поджидали нас за воротами, а внутри смерть уже строила две стены из щитов. Мне уже приходилось вести людей в безнадежные атаки, а потом в панике отступать. Но хуже всего, что я дал врагу время оправиться от неожиданности и выстроить свои силы, хотя, увидев поджидающего нас врага, я почувствовал, что ожил. Меня ранили в правое бедро - тот копьеносец с воплями умер в переулке. Я дотронулся до раны и увидел на пальцах кровь. Я растер кровь по нащечникам и поднял ладонь к небу.
— Тебе, Тор! Тебе!
