— Нельзя ли подождать до того, как мы поженимся? — Она выдавила из себя улыбку; она просто тянула время. — Вы сделали мне предложение, но вы кое о чем забыли. Разве мужчина, делая предложение женщине, обычно не упоминает о любви?
— В отношении этого слова я полный невежда, миледи. Ближе всего я подошел к пониманию этого слова в Глазго, когда портовая шлюха приютила меня, поделившись со мной холодной бараньей ножкой и своей теплой постелью. И вообще, это слово меня мало интересует; оно никогда ничего для меня не значило; это слово, к сожалению, употребляют неправильно и без всякого на то повода. Я слышал, как его шептали под кустами в Шотландии, в черных шатрах Саакса и даже один раз его шептал молодой негритянский король, точно так же, как вот эта девушка.
Рори обхватил Альмеру за талию и притянул ее к себе.
— И все они, даже король-мальчишка, имели больше оснований услышать это слово от меня, чем вы, потому что все они предлагали мне что-нибудь с готовностью. Только не вы. Нет, леди Мэри, скажем, я пересплю с вами до того, как женюсь. И полагаю, что это ради любви, но ради любви к самому себе, а не ради любви к вам. Рори Махаунд никогда не знал любви к другому человеку.
Голос Мэри стал таким же ледяным, как и ее глаза:
— Вы никогда не узнаете любви. Чтобы любить, надо самому отдать что-то. Любовь значит не только все время брать, но и отдавать тоже.
— Отдавать я тоже умею. Я предлагаю вам полную свободу и свое имя в придачу.
— Но вы не отдаете его мне. Вы продаете его. Я должна заплатить за него именно той монетой, которой вы желаете. Нет никакой разницы, хочу я отдать или нет. Вы требуете и настаиваете на том, чтобы взять. Задумывались ли вы когда-нибудь, насколько благороднее было бы отдать бесплатно, даже не помышляя о вознаграждении?
Он отошел к дальней стене комнаты. Он был в полной растерянности, в которой следовало разобраться. Он с шумом поднял деревянные дощечки жалюзи и вышел на балкон, который выходил на улицу. Жизнь Саакса текла у него под ногами.
Он видел человека, пытавшегося сдвинуть с места осла, которому было слишком тяжело тащить огромную охапку хвороста. Кнут снова и снова опускался на бока бедного животного, которые и без того были покрыты шрамами от укусов слепней. Безногий нищий полз по уличным отбросам, выкрикивая: «Подайте ради Аллаха», но прохожие не обращали на него никакого внимания. Араб в белом бурнусе и в зеленом тюрбане, обличавшем в нем хаджи, гнал перед собой молодого негра в кандалах, ругая раба за его медлительную поступь. Кобель взгромоздился в пыли на суку, глаза животного блестели, пока он яростно работал всем телом, и тут набежала шумная ватага мальчишек и набросилась на спаренных животных с палками и дрынами. Проследовали носилки, несомые двумя вспотевшими нубийцами, один из которых хромал, и ему было больно семенить рысцой по улице. В тенистом углу между двух стен похотливый подросток одной рукой задрал свой изодранный халат до плеч, а другой пытался поставить перед собой на колени маленькую девочку, заставляя отдаться ему.
Рори отвернулся от окна и вернулся по полированным плитам назад, туда, где стояли Альмера и леди Мери. Он боролся с мыслями, которые шли из мозга в пах, но никак не мог от них избавиться.
Неужели он стал похож на мавра даже в своих помыслах? Неужели им тоже овладела жестокость, царящая в Африке? Эта женщина была не простой рабыней; она была его соотечественницей, и хотя ему хотелось унизить ее за высокомерие, он понимал, что не сможет этого сделать. Простое совпадение места рождения давало им слишком много общего. Нехотя ему пришлось признать, что его восхитила ее борьба с ужасной реальностью за свое право по рождению, тогда как он всячески пытался забыть про свое. Она говорила на его языке; ей были знакомы снега английской зимы и весеннее цветение яблонь; когда-то она развешивала освященные ветки хвои в зале на святки и каталась на лошадях по коричневым октябрьским лесам. У них было общее наследие здесь, в этой жаркой жестокой стране. Он был в долгу перед ней, но не знал, в чем именно. Неожиданно он проникся к ней симпатией и стал щедрым. Да, он желал ее. Мысль о ее белой коже после стольких многих коричневых и черных тел воспламеняла его непреодолимым желанием. Это был его шанс доказать свое мужское достоинство, не ей, а самому себе. Она не была покорной жертвой, желающей ублажить его. Ее нужно было завоевать. Да, он проследит, чтобы она вернулась в Англию. Он в большом долгу перед ней. Он даже женится на ней в известном смысле. Но сначала… Он показал на диван.
— Вы выполните свою часть обязательств по сделке, миледи. А я выполню свои. Я женюсь на вас и отошлю вас в Англию, когда придет время. Но ваш аванс будет свидетельством вашей верности в будущем. Если вы не желаете этого, я позову Млику и Ому, чтобы держать вас, пока я буду получать удовольствие от вас таким образом. Я бы предпочел, чтобы вы пришли ко мне с желанием, но…
— Можете отпустить слуг, — она испепелила его взглядом.
Он так и поступил.
— Альмера, раздень ее, потом уйди.
— Да, господин. — Она стала расстегивать крючки, на которые была застегнута роба Мэри Фитцолбани.
Рори отошел и снова выглянул в окно. Картина за окном изменилась. Однако по-прежнему в углу между стен оставалась маленькая девочка. Она всхлипывала. Из кожаного мешочка, висящего у него под мышкой, Рори достал серебряную монету и бросил ее девочке. Она слышала, как монета ударилась о камни, и перестала хныкать. Взглянув, откуда она прилетела, она улыбнулась Рори. Слезы прекратились. Он помахал ей рукой, прежде чем повернуться и подойти к белой фигуре, лежащей на диване. Альмера уже вышла. Они были одни.
Он сбросил с себя одежды и подошел к постели. Англичанка всхлипывала. Что ж, маленькая арабка тоже хныкала, но сребреник успокоил ее.
— Вы будете счастливы вернуться в Англию, Мэри. — Это была еще одна серебряная монета, которую он предлагал.
Она возымела действие. Мэри перестала плакать и легла на спину, раздвинув ноги. Она ему не сопротивлялась.
— Я буду счастлива вернуться в Англию, Рори Махаунд, но это не помешает мне ненавидеть вас. Ох, какой же вы дурак! Вы могли бы обладать всем, чем захотите, и любовью тоже. Но вы дурак, как все мужчины. Мысли ваши не в голове, а вот где, — она скользнула взглядом вниз по нему и вздрогнула от увиденного.
Он опустился на нее, и неумело она подстроилась своим телом под него.
— Вы почти убедили меня, — успел он сказать, прежде чем она завизжала.
Но после того, как все было кончено, она поцеловала его, и он был удивлен теплотой ее поцелуя.
