— Да, капитан, он старика и похоронил с почестями на острове, прямо на берегу моря, и поставил на его могиле каменный крест… — дополнил слова Ктесия тайный посол.
— Поэтому я повторюсь, сказав, что не совсем доверяю лохагу и не пригласил его на эту встречу… Да он нам, в общем-то, теперь и не нужен… Свои вопросы мы решим сами… Об этом я и хочу говорить с вами. Послезавтра мы наконец-то отправляемся в Хазарию. «Стрела» готова к отплытию. Мы починили паруса, плотники проверили нижние трюмы и днище, у меня, как у капитана, судно должно быть всегда в полном порядке… Мы выйдем из Прекрасной Гавани, обогнем с юга полуостров, минуем Корчев и хазарский город Самкерш и, переплыв Меотийское озеро, войдем в Танаис. Почему я расписываю наш маршрут?.. Да потому, чтобы показать, сколько времени нам понадобится достигнуть реки и стоящей на ней крепости Саркел… Времени достаточно для того, чтобы тайный посол сумел опередить нас… — Узрев на лицах своих слушателей немой вопрос, капитан продолжил: — Сейчас все узнаете… Асаф, — Ктесий положил руку на его плечо, — ты ведь когда-то жил у угров, во главе их отрядов ходил на русов, грабил купеческие караваны. Так?
— Истинно так, — подтвердил хазарин.
— И вожди этих родов знают тебя хорошо?
— Да.
— Ты бы мог сговориться с ними? О нападении…
— На диеру?
— Нет… Нет… Я думаю, что скоро Танаис покроется льдом. «Стрелу» придется после Саркела оставить и, наняв лошадей и верблюдов, двигаться к кагану караванным путем… Моряки останутся на диере, а сам я должен идти с Константином… Надо! И ведь может случиться так, что на караван нападут дикие угры. Ты понимаешь меня, Асаф… И учти, что философ в подарок кагану везет немало драгоценностей и какая-то их часть, скажем немалая, Асаф, станет и твоим достоянием, пойдет на расширение лупанара и закупку новых молодых красавиц… А прежним «дочкам» ты дашь давно обещанную свободу…
Хазарин расплылся в довольной улыбке:
— Насчет свободы я еще подумаю, уважаемый капитан…
— Это твое дело, Асаф. Ну как мой план?
— Хороший план. Поэтому я сейчас незамедлительно сажусь писать одному вождю, жадному, как Зевксидам, до золота и драгоценностей.
— А наш друг посол отвезет к нему это послание… — поставил точку Ктесий и, помолчав, снова сказал: — Теперь ты, Асаф, понимаешь, почему я не остаюсь на «Стреле» с моряками, а иду с караваном… Драгоценности не должны достаться одному только вождю… Нужен человек, который разумно и без обиды для других распорядится ими… А в случае неудачного нападения у меня найдутся дела и в Итиле… Да, чуть не забыл, Асаф. Укажи вождю на мой отличительный знак — серебряный шлем с султаном из желтых перьев.
Хазарин кивнул. Тут на миг мелькнула в его голове отчаянная мысль, но хазарин поборол ее, потому что снова перед глазами возникла могила его дочери… «Нет, нет, спокойно доживу со своими куропатками до конца, предназначенного мне в этой жизни… И довольно. А лупанар мой и правда нуждается в расширении, и действительно нужно купить новых девочек».
Потом Ктесий отозвал в сторону посла:
— Ты мне будешь нужен еще… Поэтому после встречи с вождем постарайся еще до нападения угров на наш караван примкнуть к нам.
— Будет исполнено, капитан.
Мы с Константином хорошо продумали путь до столицы хазар Итиля, намереваясь проделать его до наступления весенней оттепели.
Путь самый лучший и, пожалуй, единственный — это путь русских купцов, который мы так тщательно изучили еще в Константинополе по книгам в патриаршей библиотеке. Ну уж коли он единственный, то и продумывать было нечего, да дело в том, что мы кое-где спрямили его мысленно, внеся при этом свои расчеты и соображения.
Когда наша «Стрела» подняла паруса и стала выходить из Прекрасной Гавани Херсонеса, на берег высыпало множество народа — даже и предположить не могли такого количества. На лицах людей читали столько доброжелательства, такое радушие, в глазах их было столько теплоты, что Константин от такого искреннего к нам отношения прослезился. Все собравшиеся на пристани желали нам доброй дороги и хорошей удачи.
Многим херсонесцам была известна цель нашего путешествия в Хазарию. А любовь их, я считаю, мы завоевали своими неустанными поисками останков святого Климента и подвигом Константина у Священного дуба в Фуллах, уничтожившего его как пристанище Дьявола и сумевшего окрестить сотни язычников.
Среди провожающих мы видели митрополита Георгия и пресвитера храма Двенадцати апостолов отца Владимира, настоятеля церкви святого Созонта, осенявших наш корабль крестным знамением, а рядом с ними стояли с насурмленными бровями и нарумяненными щеками блудницы из лупанара во главе с их владельцем хазарином Асафом и махали нам красными и желтыми лентами — на их жесты охотно откликались наши моряки и велиты, наверняка за время долгого стояния диеры в гавани они хорошо подружились с ними…
Греховен человек, прости его, Господи!
Потом я обратил внимание на очень красивую женщину в хитоне, которая в немой тоске протягивала руки вослед нашей диере. Кому предназначено это последнее выражение неистовой любви?.. Неужели вот ему, язычнику, сложенному, как Аполлон, с добрыми умными глазами? Имя его точно соответствует облику — Доброслав. Да… Именно ему — эти жесты любви и отчаяния… Тоже, видать, язычница, но принявшая нашу веру. Кто она ему? Жена? Не может быть. Тогда сестра? Вспомнил: это она, жена тиуна — управляющего глухими селениями неподалеку от Сурожа, славянка, просила митрополита за брата… А тот привел Доброслава и его друга, назвавшегося Дубыней (странные имена у этих русов!), и просил взять их на корабль… Отец Георгий сказал, что они должны добраться до Константинополя. «Но мы идем в обратную сторону, — возразил я. — И только весной попадем в византийскую столицу…» «Время для них не имеет значения, — ответил митрополит. — Они согласны работать на веслах… И не будут обузой. Просто сейчас в бухтах Херсонеса нет ни одного корабля, который бы доставил их куда им нужно». И когда отец Георгий добавил, что один из них ищет мать, которую угнали в рабство, сердце мое дрогнуло… Я увидел с ними огромного, с волчьими глазами пса, закованного в панцирь, и язычники показали мне, как он умеет драться. Решение взять их с собой во мне укрепилось. «Молодцы сильные, бойцы, и пес многого стоит. Начальнику охраны Зевксидаму верить нельзя, а после Саркела до Итиля нужно добираться пешим ходом… В пути могут возникнуть всякие неожиданности и подстерегать любые опасности. Да, это очень хорошо, что язычники пойдут с нами».
