Двое или трое уже пустились наутек, но это было еще не все — из-за углов подбежали приятелям на помощь еще несколько не слишком твердо держащихся на ногах персон, вернее, не совсем на помощь — игнорируя общую свалку, они поспешили прямиком к оставленным носилкам. Вот свинство…
— Я разберусь! — крикнул я Готье, и проткнув навылет плечо одного из толпящихся идиотов, швырнул его на руки подельникам, развернулся, догнал ближайшего в один скачок и отправил на мостовую, крепко треснув эфесом по затылку. А один из бандитов, проскочив из тени, в то же мгновение дернул дверцу портшеза Дианы. Я тут же увидел и саму Диану — она шагнула навстречу открывшему дверцу пьянчуге, презрительно уклонилась от его шпаги — вот подонок! — хотя, конечно, вряд ли он всерьез намеревался ее убить, и пьянчуга вдруг резко замер, отведя плечи назад, будто у него внезапно прорезались крылья. Я видел только, что Диана держит руку у его груди. Потом увидел, как ее глаза расширяются — похоже, этот процесс мог быть бесконечным, а губы округляются в беззвучном «о». Пьянчуга завалился на спину, а Диана отшатнулась, сев на пол портшеза — в руке она держала тонкий стилет.
Я подбежал к ней, отметив, что, похоже, она ничуть не пострадала, заметил с тревогой выглядывающую из своей приоткрытой дверцы Изабеллу, похоже, собирающуюся выйти и, догадываясь, что может тревожить Диану, приложил руку к шее поверженного.
— Увы, сестренка… — и я увидел, как по лицу Дианы покатились крупные слезы. — Он жив! — сказал я. — Ты доблестно поразила его в подмышку, и похоже, не задела ничего важного. Он просто мертвецки пьян.
Диана судорожно всхлипнула и тихо воскликнула:
— Мерзавец!.. — я было решил, что это слово относилось ко мне, за то, что я напугал ее первыми словами. Но оказывается, я ошибся: — Он чуть не заставил меня его убить!
Я ободряюще улыбнулся сестренке, к ней уже спешила Изабелла, а верные слуги Ранталей оттаскивали бездвижное тело в сторонку. Я же вернулся помочь Готье разогнать немногих оставшихся.
— Эй, куда же вы? — недоумевал кто-то — похоже, именно этот голос мы и услышали из темноты первым. — Их же мало!.. — тут он перевел взгляд на меня, и его лицо застыло, а рот раскрылся. Превосходная иллюстрация к выражению: «в зобу дыханье сперло».
— Ты?.. — проговорил он заикаясь, и похоже, его пробрала нешуточная дрожь. — Господи, спаси меня!.. — Я придержал клинок и невольно оглянулся, но за спиной у меня никого не было, и я снова взглянул на перепуганного пьянчугу. Может, у парня белая горячка? Не каинову же печать он на мне разглядел, хотя, кто его знает… В этом мире нет ничего невозможного. Парень попятился, весь трясясь.
— Чур меня… чур… только не меня… я ни при чем, я не хотел, возвращайся к дьяволу!..
Он швырнул шпагу мне под ноги и, развернувшись, во все лопатки припустил прочь. Я озадаченно поглядел ему вслед, и тут, наконец, в моей голове что-то щелкнуло:
— Дышло?!.. — крикнул я. Вместо ответа он только втянул голову в плечи и, закрыв ее руками, порскнул за угол.
— Ах ты, скотина!.. — взорвался я. В моей памяти как в паровом котле разом вскипела наша единственная встреча, рассказы Пуаре об убийствах и видение «Лампадки», разгромленной всего лишь какой-то пьяной шайкой. И мы с Готье еще старались их не убивать?..
— Эй, Поль! Ты куда?! — изумленно крикнул мне вслед Готье.
— Прикончи их всех!.. — рявкнул я в ответ, хотя на поле боя уже почти никого не осталось, но сейчас я был бы не прочь, чтобы он прислушался к моему пожеланию и добил раненых. Вслед за убегавшей сволочью я свернул за угол, увидел удаляющуюся фигуру, ныряющую в переулок, и устремился за ней. Он был не так уж далеко…
Ублюдок, петляя, бросился в подворотню, со всех сторон окруженную домами так, что между ними почти не проникало ни единого луча света. Черной кошки не увидеть в темной комнате? Особенно если она не открывает глаз, ловящих и отражающих, как фонари, самый слабый свет. Глаз я, конечно, не видел, но у этого парня «сверкали пятки» — топот, удирая, просто так не спрячешь.
Мы пересекли, должно быть, еще квартал, прежде чем я вдруг понял, что все-таки потерял его. Процокала когтями по мостовой, поскуливая и прихрамывая, бродячая собака, где-то хлопнул ставень и из окна выплеснулись помои, дорогу мне перебежала, держа длинный хвост на отлете, бодрая скаковая крыса. Посторонние шумы и тьма — и я уже представления не имел, куда мог деться убегавший негодяй, ему все-таки удалось скрыться. Сегодня.
Наткнувшись в темноте на что-то вроде поилки для лошадей, я остановился, вздохнул поглубже и попытался остыть. Бесполезно сейчас его искать, а остальных своим отсутствием я подвергаю опасности, вынуждая их оставаться на месте в такой час или, может быть, даже пуститься на поиски… Надо скорее вернуться.
«Возвращайся к дьяволу» — вдруг прозвучало у меня в голове, и я замер, призадумавшись. Что я натворил тогда, два года назад, назвавшись посланцем из преисподней? Быть может, заключил этим какую-то странную сделку? И то, что теперь происходит, связано с неким своеобразным контрактом?..
Волосы у меня на голове зашевелились от суеверного ужаса. Я начал отчаянно бороться с приступом паники, клаустрофобии и страха темноты одновременно, вдруг сообразив, что, похоже, заблудился. Поглядев вверх с намерением увидеть звезды, я невольно попятился — верхние этажи домов, нависая над нижними, смыкались надо мной как тоннель катакомб. Я был в этой замогильной враждебной темноте совершенно один. «Впечатлительный идиот!» — пробормотал я под нос, обругав сам себя. Ничуть не лучше этого суеверного ублюдка, а все туда же — других пугать…
Но если то, что происходит с моими друзьями, происходит с ними по моей милости и глупости?.. Эта мысль меня едва окончательно не подкосила. Нет, быть не может… Но я уже потерял всякое представление о том, что именно считать жалкой попыткой самооправдания или наоборот, проявлением глубочайшего эгоизма. Темнота, одиночество и усталость подействовали на мои мозги не лучшим образом.
Тем более, надо было возвращаться.
Я собрался, нервно сглотнул, и двинулся в обратном направлении наугад. Теперь, когда я не думал о погоне, шевелящиеся по углам тени, казалось, могли поглотить и сожрать меня живьем, но на деле этого не случилось.
«Если все так, как я думаю, подчиняйтесь мне» — прошептал я и прошел через них спокойно, а кроме того, верной дорогой и без единой помехи, туда, где было светлее, куда падал лунный свет и где горели огни.
«А ведь я только что едва было совсем не спятил…» — подумал я со страшным облегчением, завидев, наконец, оставленные портшезы и неприкаянно оглядывающего улицу расстроенного Готье, с досадой пинающего камешки. Похоже, я отсутствовал не так уж и долго. «Так вот как ты случаешься, солипсизм? В пустоте и „тьме внешней“. Особенно, когда внутри — такая же».
