— В какую таверну?
— Ну, в нашу, что стоит на развилке дорог… Хозяин таверны меня хорошо знает и охотно согласился продать мулёнка, а вот мальчика…
— Что? Вы купили и мальчика?
— Не купила, а пришлось дать отступное. Ведь хозяину таверны придётся искать нового пастушка для своих мулов. Теперь Педро живёт у нас. Пепита приготовила ему угловую комнату в верхнем этаже. Но там он только ночует. Они с Иренэ и мулёнком целый день в саду.
— А родители Педро согласились?
— У него нет ни отца, ни матери. Только дядя в Барселоне — чистильщик сапог, у него самого четверо детей. Он-то и отдал Педро внаймы на пять лет… Даже деньги вперёд забрал. Пришлось и их вернуть трактирщику. Дяде в Барселону я тоже кое-что послала… Ну, а теперь скажите, что вы обо всём этом думаете? Правильно я поступила? И не вздумайте говорить, что неправильно! А то мне станет грустно… Я ведь так рада за Иренэ!
— Это прекрасно! У Иренэ появился друг, а ей так необходимо детское общество! Она не станет больше грустить о Россинанте…
— Представляете, она весь день не жалуется ни на какую боль! Но что с вами, Фред? Вы как будто не рады? У вас сегодня печальные глаза и вообще вы не такой, как всегда…
— Откровенно?
— Надеюсь, мы всегда так разговаривали с вами…
— Я хотел бы, чтобы вы держались подальше от таверны и её хозяина.
— Святая мадонна! Неужели вы думаете, Фред, что я… — Брови Агнессы гневно сошлись над переносьем, и, отложив работу, она выпрямилась.
— Я имел в виду совсем не то, о чём вы сейчас подумали, Агнесса, как такая мысль могла прийти вам в голову! Просто вам не надо появляться в таверне.
— Почему?
— Это — скверное место, поверьте мне… Пообещайте, что станете обходить её стороной и забудете о ней. Дайте мне лучше попить…
— Хотите вина с водой?
— Только холодного-прехолодного.
Агнесса вышла и через минуту вернулась с двумя кувшинами, покрытыми капельками росы. Она изучила вкусы Фреда и всегда держала в холодильнике нужные запасы.
Фред с удовольствием выпил залпом стакан холодного, наполовину разбавленного водой вина.
Агнесса пила медленно, задумчиво прищурившись.
— Не сердитесь, но я хочу спросить… Почему вы сказали, что таверна скверное место? Ведь хозяин её Нунке. И потом — я же сама давала деньги на таверну.
Фред не торопился с ответом. Рано или поздно, а придётся рассказать ей о школе все. Но не рано ли? Может быть, только чуть-чуть намекнуть?
— Не хотите говорить, Фред?
— Мы же условились не разговаривать о школе!
— Но речь не о школе, а о таверне.
— Это все равно.
— Как вам не стыдно, Фред! Школа — заведение, угодное богу, а таверна… — Агнесса искренне обиделась.
— Придёт время, и вы сами в этом убедитесь… Много денег вы даёте на таверну?
— Она очень убыточна. Но Нунке уверяет, что когда в Испанию снова начнут ездить туристы…
— Знаете, что я вам посоветую: перестаньте давать деньги на содержание таверны.
— Раньше я могла легко это сделать, а теперь…
— Что же изменилось теперь?
— Нунке требует у меня доверенность на право распоряжаться моим счётом. Тогда ему не понадобится моя подпись на чеках.
— Почему?
— До весны этого года на моём счёту было триста восемьдесят тысяч долларов. Это Нунке настоял, чтобы я держала деньги в долларах… Месяцев пять тому назад счёт увеличился на миллион долларов. Их прислал какой-то неизвестный покровитель нашей школы из Нью-Йорка.
— Прекрасно! Только при чём здесь требование Нунке?
— Он утверждает, что деньги получены от известного лица благодаря его, Нунке, хлопотам. И этот человек хочет, чтобы все финансовые дела школы вёл Нунке… А если он будет распоряжаться финансами, то сможет тратить деньги по своему усмотрению.
— А вы не давайте доверенности!
— Как же я могу?
— Откажитесь — и всё! Более того, скажите, что приглашаете специалиста бухгалтера, который будет проверять расход школы. Требуйте, чтобы Нунке представил смету.
— А что такое смета? — с искренним удивлением спросила Агнесса.
Ей надоел длинный разговор о делах, но в душе зародилась тревога. Ведь дело шло о деньгах, а деньги так нужны для ухода и лечения Иреиэ. Что, если Нунке их обеих обманет? Агнесса испугалась.
— Фред! Милый мой друг! Помогите! Я ничего не смыслю в этих расчётах и доверенностях. Знала лишь одно: подписывала чеки по первой просьбе Нунке и все. Куда уплывали мои собственные деньги, откуда поступали новые… Я совсем запуталась… А теперь чувствую, Нунке меня обманывает, он задумал что-то недоброе! Но что я могу сделать, если я совсем, совсем одна. Только вы можете мне что-то посоветовать и помочь. Может быть, это сама мадонна послала мне иашу дружбу за вее мои страдания Агнесса схватила руку Фреда и прижала её к горячей щеке, потом уголком губ прижалась к ней, словно поцеловала…
Фред отдёрнул руку
— Не надо, Агнесса! Я ведь не ваш духовник…
— Вы для меня больше, чем духовник! Вы для меня… один на свете. Понимаете? Единственный близкий человек во всём мире… А теперь уходите, лучше уходите… Я хочу побыть одна. Мадонна! Как хорошо, что вы есть на свете и что вы рядом со мной…
Фред вздрогнул: именно так сказала когда-то Моника…
— Что с вами, Фред?
— Да так, что-то холодно стало.
— Дать что-нибудь накинуть на плечи? Вечер и впрямь холодный.
— Нет, Агнесса, сейчас пройдёт. Вот пойду и мигом согреюсь. — Фред склонился, чтобы поцеловать руку Агнессы, но она его удержала.
— Фред! Сделайте мне приятное!
— Да я…
— Давайте выпьем вина. Чистого вина, без воды!
— Наливайте!
Агнесса наполнила два стакана.
— За что выпьем, Фред?
— Мне бы хотелось, чтобы сегодня тост произнесли вы.
— Согласна… Я цыганка, Фред! Была, есть и буду! А у нас, цыган, есть такой обычай: если у кого-то в шатре радость — радуется весь табор. Если в шатре горе — весь табор плачет и горюет.
Агнесса замолчала.
— Почему вы замолчали, Агнесса?
— Я бы хотела, чтобы не табор, а вы один, понимаете, вы один, Фред, радовались, когда в этом доме будет радость, и грустили, если его посетит горе.
— Это самый лучший тост, какой вы могли произнести…
Они выпили. Вместе. Залпом.
А когда вышли на веранду, вдруг услышали то, чего до сих пор никогда не слышали — не только Фред, но и Агнесса — заливистый смех Иренэ. Девочка смеялась от всего сердца, беззаботно, по-детски.
На цыпочках они подошли к кустам. Педро пускал мыльные пузыри, потом бежал за ними вдогонку и дул, чтобы они не опускались на землю.
