– Лотар!
Он поднял голову и вздрогнул от ночного холода и от воспоминаний, вызванных ее голосом.
Он открыл рот и закрыл его: не стану отвечать, ничего не выдам. Но жадно вслушивался в голос Сантэн Кортни.
– Лотар, у нас раненый.
Он решил, что она на краю леса. И живо представил ее себе, решительную и смелую, с вздернутым маленьким, твердым подбородком и темными глазами.
– Почему я все еще тебя люблю? – прошептал он.
– Нам нужна для него вода.
Странно, как отчетливо слышался ее голос. Лотар различил французский акцент, и это почему-то тронуло его. На глаза навернулись слезы.
– Лотар! Я иду за водой.
Голос ее звучал ближе, яснее, она вышла из-под деревьев.
– Я одна, Лотар.
Должно быть, она на середине открытой полосы.
– Назад! – Он хотел закричать, но раздался только шепот. – Предупреждаю тебя. Мне придется. – Он ощупью поискал гранату. – Я не могу позволить тебе взять воду – ради Мэнни. Мне придется это сделать.
Он продел палец в чеку.
– Я дошла до первой лошади, – крикнула Сантэн. – Беру бутылку. Всего одну бутылку, Лотар.
Она в его власти. Стоит у подножия холма. Не понадобится кидать далеко. Нужно только перекатить гранату через край, и она заскользит, как сани, по склону и упадет у ее ног.
Он представил себе вспышку взрыва, представил, как плоть, которая принимала его и выносила его сына, рвут острые, как бритва, осколки. Он подумал, как ненавидит ее, – и понял, что так же сильно любит. Его ослепили слезы.
– Я возвращаюсь, Лотар. Я взяла одну бутылку, – крикнула она, и Лотар услышал в ее голосе благодарность и признание существующей меж ними связи, которую не могли разорвать никакие поступки и никакое время. Сантэн снова заговорила, на этот раз тихо, так что до него донесся только шепот:
– Да простит тебя Господь, Лотар Деларей.
И все.
Эти тихие слова ранили его глубже, чем все, что он от нее слышал. В них была окончательность, которую он нашел невыносимой. Лотар опустил голову на руку, чтобы заглушить крик отчаяния, и в глаза ему плеснула тьма, словно взмахнул крыльями черный стервятник. Он почувствовал, что падает, падает, падает.
* * *
– Этот мертв, – негромко сказал Блэйн Малкомс, стоя над раскинувшимся телом. В темноте они поднялись на утес сразу с двух сторон, потом на рассвете стремительно бросились на вершину и обнаружили, что ее никто не обороняет. – А где остальные?
Из тени валунов подошел сержант Хансмейер.
– На холме никого, сэр. Должно быть, ушли.
– Блэйн! – тревожно крикнула Сантэн. – Где ты? Что случилось?
Он настоял на том, чтобы она оставалась у подножия холма, пока они не захватят вершину. Он еще не давал ей сигнала подняться, но она появилась всего через минуту после их нападения.
– Здесь, – крикнул он. И когда Сантэн побежала к нему, строго добавил: – Вы не подчинились приказу, мадам!
Она не обратила внимания на этот упрек.
– Где они? – И замолчала, увидев тело. – О боже, это Лотар…
Она подошла и наклонилась к нему.
– Значит, это Деларей. Что ж, боюсь, он мертв, – сказал Блэйн.
– А где остальные?
Сантэн с тревогой ждала ответа: она одновременно боялась и хотела увидеть сына Лотара. Даже наедине с собой она избегала называть этого мальчика по имени.
– Их здесь нет, – покачал головой Блэйн. – Сумели улизнуть. Деларей обманул нас и надолго задержал. Они ушли. Сейчас, наверно, уже за рекой.
«Манфред. – Сантэн капитулировала и назвала сына по имени. – Манфред, мой сын».
Разочарование и чувство утраты было так сильно, что она сама поразилась. Ей хотелось, чтобы мальчик был здесь. Хотелось наконец увидеть его. Она взглянула на отца мальчика, и ее охватили другие чувства, давно погребенные и подавленные.
Лотар лежал, уткнувшись в сгиб локтя. Вторая рука, в повязках из грязного одеяла, была откинута. Сантэн коснулась его шеи под ухом, потрогала сонную артерию и сразу ощутила, какая горячая у него кожа.
– Он жив.
– Ты уверена?
Блэйн присел рядом с ней. Вдвоем они перевернули Лотара на спину и увидели лежащую под ним гранату.
– Ты права, – негромко сказал Малкомс. – У него была еще одна граната. Он мог убить тебя прошлой ночью.
Сантэн вздрогнула, глядя в лицо Лотару. Он утратил свою золотистую красоту и больше не казался храбрым. Лихорадка сожгла его, черты заострились, как у трупа, он съежился и посерел.
– Он сильно обезвожен, – сказала она. – Осталась в бутылке вода?
Пока Блэйн лил воду Лотару в рот, Сантэн размотала повязку на его руке.
– Заражение крови. – Она узнала яркие линии под кожей и зловоние гниющей плоти. – Руку он потеряет.
Сантэн говорила спокойно, деловито, но ущерб, который причинила она сама, привел ее в ужас. Казалось невозможным, что это результат единственного укуса. Зубы всегда были в числе ее достоинств, и она заботилась о них, держала чистыми и белыми. Рука же выглядела так, словно ее грызли трупоеды – гиена или леопард.
– На реке у Кангара есть португальская католическая миссия, – сказал Блэйн. – Ему повезет, если мы довезем его туда живым. А если учесть, что осталась всего одна лошадь, то нам самим повезет, если мы доберемся до реки. – Он встал. – Сержант, пошлите человека за медицинской сумкой, потом со всеми остальными обыщите каждый дюйм вершины. Исчезли алмазы на миллион фунтов.
Хансмейер отдал честь и отошел, раздавая приказы солдатам.
Блэйн снова опустился рядом с Сантэн.
– Пока ждем аптечку, стоит обыскать его одежду и снаряжение: вдруг часть украденных алмазов он оставил при себе.
– Маловероятно, – с горечью ответила Сантэн. – Алмазы почти несомненно у его сына и того большого черного негодяя-овамбо. А без наших следопытов-бушменов…
Она пожала плечами.
Блэйн расстелил на камне грязную, в пятнах рубашку Лотара и принялся прощупывать каждый шов, а Сантэн промыла искалеченную руку и перевязала ее чистыми бинтами из аптечки.
– Ничего, сэр, – доложил Хансмейер. – Мы просмотрели каждый дюйм камня, каждое углубление и трещину.
– Хорошо, сержант. Теперь нужно спустить этого негодяя с холма так, чтобы он не упал и не сломал себе шею.
– Ну, не то чтобы он этого не заслуживал.
Блэйн улыбнулся.
– Он этого заслуживает. Но мы ведь не хотим лишить палача его пяти гиней, верно, сержант?
Через час они были готовы выступить. Лотара Деларея привязали к волокуше из веток мопани, которую потащила единственная оставшаяся лошадь, а раненый солдат – осколки все еще оставались у него в спине и плече – ехал в седле Сантэн.
