Джини, совсем не желавшая стать в пути предметом внимания Джо Броудуила, поспешила сказать, что не может ждать его возвращения.
— Ну что же, милая, — сказала добрая хозяйка, — тогда рассчитывай только на себя. Девушка ты смышленая, а пословица не зря говорит, что где дураку по пояс, там умный сух пройдет. Но послушайся меня: спрячь свои деньги за лиф, при себе же оставь один-два золотых и немного серебра на всякий случай, потому что уже за день ходьбы отсюда кругом шныряют такие же беспутные парни, как и те, что рыщут среди пертских холмов. И потом, девушка, не вздумай глазеть в Лондоне по сторонам и спрашивать прохожих, не знают ли они лавку миссис Гласс под названием «Чертополох»: тебя там за это просто засмеют. Когда придешь в Лондон, то отправляйся-ка вот к этому честному человеку. — И она вложила записку с адресом в руку Джини. — Он знает там чуть не всех торговых людей из Шотландии; он-то и найдет для тебя твою знакомую.
Джини сердечно поблагодарила миссис Бикертон за рекомендательное письмо; однако под влиянием беспокойства, навеянного на нее разговорами о грабителях, она вспомнила о том, что ей говорил Рэтклиф, и, изложив вкратце обстоятельства, сделавшие ее обладательницей столь необычайного документа, показала его миссис Бикертон.
Хозяйка «Семи звезд» не прибегла к колокольчику, потому что тогда это было еще не в моде, а воспользовалась серебряным свистком, висевшим у нее на поясе, и в комнату вошла дородная служанка.
— Вели Дику Остлеру прийти сюда, — сказала миссис Бикертон.
Появился Дик, похожий на странное, хитрое, неуклюжее животное: остролицый и косоглазый, он был хром, с изувеченной рукой.
— Дик Остлер, — сказала миссис Бикертон повелительным тоном, показывающим, что она полностью приспособилась к йоркширским нравам, — тебе ведь известно все, что происходит на дорогах.
— Угу, угу, с божьей помощью, хозяйка, — ответил Дик, пожав плечами с выражением не то хитрости, не то сожаления. — Кое-чего вроде и знал, когда помоложе был, хозяйка. — Лицо его приняло лукавое выражение, и он засмеялся, потом оно стало серьезным, и он вздохнул, показывая тем самым, что готов обсудить этот вопрос с любых точек зрения.
— Ну, а что ты скажешь вот об этой бумаге? — спросила миссис Бикертон, протягивая ему охранную грамоту, данную Рэтклифом Джини Динс.
Посмотрев на бумагу, Дик подмигнул, энергично почесал голову и, растянув свой огромный рот от одного уха до другого так, что он стал похож на судоходный канал, заявил:
— Об этой вот бумаге? Может, я чего и кумекаю, хозяйка, да как бы ему вреда оттого не вышло.
— Никакого вреда ему не будет, — ответила миссис Бикертон, — а ты получишь стакан голландской водки, если расскажешь, что знаешь.
— Коли так, — сказал Дик, подтягивая привычным жестом штаны и отставив назад одну ногу, чтобы удержать на месте эту важную часть туалета, — говорю вам: бумагу ту как есть по всей дороге знают, и баста на том.
— Ну, а что он все-таки за парень? — спросила миссис Бикертон и, гордясь своим всезнающим конюхом, подмигнула Джини.
— Что за парень? Да кто же не знает Джима Рэта? Вот уж, поди, год, как он самый важный гусь на севере — он да еще этот Уилсон шотландский, по прозвищу Руки на все штуки, — только этот, должно статься, куда-то уехал на время; что же до Рэта, то всякий джентльмен, что сторожит дорогу по эту сторону Стэмфорда, уважит пропуск Джима, уж будьте покойны.
Не задавая больше вопросов, хозяйка налила Остлеру стакан голландской водки. Согнувшись вперед и шаркая выставленной ногой по полу, Дик осушил стакан, как говорится, единым духом и удалился в свои владения.
— Советую тебе, Джини, — сказала миссис Бикертон, — если ты повстречаешь на дороге негодных людей, обязательно показать им эту бумагу, она тебе на пользу послужит, вот увидишь.
Вечер закончился небольшим ужином. Переселенка из Шотландии по имени миссис Бикертон с аппетитом вкушала от острых яств, запивая их выдержанным элем и крепким глинтвейном. Попутно она изложила Джини подробную историю своей подагры, восторженно удивляясь тому, что ей, потомку многих поколений ламмермурских крестьян, удалось познать заболевание, совершенно неизвестное ее предкам. Джини, имевшая свои соображения о причинах возникновения подагры у хозяйки, не захотела обидеть добрую женщину высказываниями на этот счет; однако на ум ей пришли котлы с мясом, о которых вспоминали переселенцы из Египта, и, несмотря на уговоры хозяйки, она поужинала только овощами и простой водой.
Миссис Бикертон категорически отказалась взять какую-либо плату за свои услуги, снабдила Джини рекомендательными письмами к лондонскому знакомому и к тем хозяевам гостиниц, с которыми ее связывали общие интересы, напомнила о мерах предосторожности в отношении денег и, так как Джини отправлялась в путь рано утром, тепло распрощалась с ней; предварительно она взяла с нее слово, что на обратном пути в Шотландию Джини навестит ее и расскажет, как она справилась со своим делом, а заодно и просто посудачит с ней о том о сем. И Джини с готовностью согласилась.
Завидного мало в преступника доле:
Порок и опасность, нужда и горе.
На следующий день рано утром, когда Джини, собравшись в путь, покидала гостиницу, она встретила во дворе Дика Остлера; он, по-видимому, встал очень рано или же совсем не ложился (и то и другое вполне вязалось с его профессией) и, увидя Джини, заорал ей вслед:
— Добренького тебе утречка, Мэгги! Смотри не забудь про Ханбери-хилл, молодуха! Робин Гуд хоть и помер, но кое-кто еще сыщется в долине Бивер.
Джини посмотрела на него, словно ожидая дальнейших объяснений, но Дик, манеры которого мог бы скопировать только Эмери, ограничился подмигиванием, шарканьем ноги и пожатием плеч, после чего принялся снова чистить щеткой и гребнем костлявую лошадь, напевая при этом:
Робин Гуд был в решеньях крут,
И сказал он своим друзьям:
«Ступайте в поля самого короля!»
Отчего ж не пойти и нам?
Джини, не вдаваясь в расспросы, направилась дальше, ибо поведение Дика совсем не расположило ее к дальнейшей беседе. К концу дня, устав от долгой ходьбы, она добралась до Феррибриджа — местечка с лучшей гостиницей тогда и теперь на большой северной дороге; рекомендация от миссис Бикертон, а также простота и чистосердечие самой Джини так расположили к ней хозяйку «Лебедя», что почтенная дама упросила почтового курьера, возвращавшегося в Таксфорд, посадить Джини на круп своей лошади, благодаря чему расстояние, которое она преодолела за второй день пути после ухода из Йорка, оказалось самым большим из всего, что она до сих пор прошла. Однако, привыкшая ходить пешком, Джини была так утомлена этим необычным для нее способом передвижения, что на следующее утро смогла отправиться в путь значительно позже обычного. В полдень она подошла к Тренту с его многочисленными рукавами и увидела Ньюаркский замок, превращенный гражданской войной в почерневшие руины. Легко понять, что археологические изыскания не интересовали Джини, и, войдя в город, она сейчас же направилась в гостиницу, указанную ей в Феррибридже. Там она заказала себе завтрак и была несколько удивлена, когда прислуживающая ей девушка, внимательно и с особым интересом посмотрев на нее, спросила, не Динс ли она по фамилии и не та ли она шотландка, которая идет в Лондон по судебному делу. Джини, несмотря на прямоту своего характера, отличалась также и осторожностью, присущей ее народу, и, согласно общепринятому в Шотландии обычаю, ответила вопросом на вопрос, спросив служанку, почему она этим интересуется.
