– А… Кто же будет платить эту стоимость в твоё сальдо?!
– Ма-ги-страт.
– С ума сошёл? – быстро спросил, воздев брови, кузнец.
– Тихо-тихо-тихо-тихо… – замахал руками Давид. – Поднять десятилетние отчёты о расходах на неблагонадёжный участок дороги… Заинтересовать нужных чиновников…
– И получить магистратский подряд на дорожное покрытие. Оплаченный твёрдой монетой.
– Да-да-да-да! Не на щебёночные работы, которые необходимо поправлять каждые десять лет, а на практически вечную брусчатку… Неопровержимый аргумент!
– Сумеешь, Давид?
– Это элементарно, Томас!
– Кроме того, Дамир! Я дарю тебе волшебное заклинание, которое удвоит-утроит количество тех, кто поспешит остановиться здесь при виде его. Над своими воротами сделай ещё большую подкову, ярко-жёлтую, а на ней красными буквами выведи это самое заклинанье: «ДУКАТ».
– Что такое «Дукат»? – недоверчиво посмотрел на меня старый кузнец.
– Заговорённый корабль, который сегодня самая большая знаменитость в Бристольском порту, – заявил слегка уже опьяневший Робертсон.
– Именно так, – поддержал его Давид. – На сегодняшний день – это символ Британского морского превосходства над всеми пиратами мира.
– Так что ты, – предложил я учителю, – на вопрос – «какой это «Дукат»? – смело отвечай: «Бристольский, джентльмены, тот самый».
– Томас, – сказал расчувствовавшийся кузнец. – А ты знаешь, какая ценность для кузни, если дорога возле неё покрыта брусчаткой? Не знаешь? Я тебе доложу. Лопнувшая подкова не слышна на земляной, мягкой дороге. Но как только лошадь пошла по брусчатке – подкова начинает «звенеть». А тут – вот тебе кузня. Я твой вечный должник, Томас.
– И я тоже! – звонко воскликнула его дочь.
– Это так, – качнул бородою Дамир. – Кроме меня, её теперь кормить некому.
Вот, и ко всему этому нужно сказать, что за месяц человеческой жизни сделать можно весьма многое. Именно, дней тридцать прошло, а нанятые мною дорожные мастера выложили искомые двести ярдов отличной брусчаткой. Более того! Щебёнка всё-таки была привезена, и полотно новой дороги поднято – на будущее, на издержки старения. И вдоль всех этих двух сотен ярдов я навозил хорошей земли, и по обеим сторонам новенького пути посадил около сотни деревьев, чтобы их корни это поднятое полотно во время дождей надёжно держали. Через год-два, когда деревца вытянутся, кузня конкурента совершенно ими будет закрыта. А проезжающим по аллее экипажам останется видна только надёжная, проверенная кузня «Дукат».
Но и этого года ждать не пришлось! В очередную мою инспекторскую поездку рабочие, имеющие известия о смысле этой маленькой безмолвной войны, злорадно поведали мне, что еврей Лазарь закрыл свою новую кузню. Плату своему кузнецу снизил в восемь раз и оставил его временно сторожить строение, пока не найдутся покупатели на брёвна и камни.
На следующий же день у кузни конкурента остановились две кареты. Я вышел из первой и постучал в дверь. Толкнул, не дожидаясь ответа.
– А-а, – хрипло протянул Климент. – Порадоваться приехали. Это, наверное, любимое занятие у дворян – радоваться горю простых людей.
– Не вижу никакого горя, – спокойно ответил ему я. – Раздуй-ка горн и прими гостей.
– Каких ещё гостей? – возмутился было Климент, но тут же осёкся.
В кузню вошёл, сильно пригнувшись, долговязый фон Штокс, и с ним пробрались в совсем не успевшее закоптиться помещение пятеро наших мальчишек.
– Превеликий любимейц Божий тот, кто делайт честное ремесло! – бросил под низким потолком кузни громкий голос фон Штокс. – Мы и эти вот дейти ошень просим уфажаемый майстер показать нам как куйётся металл.
И, сняв треуголку, почтительно поклонился.
– Горн раздуй, – повторил я опешившему Клименту и снял камзол.
Через полчаса, выйдя на улицу, мы с Климентом устало привалились к стене. Глядя на забирающихся в экипаж мальчишек, улыбались, молчали.
– Вы где это научились так здорово махать молотом? Как пушинкой!
– У Дамира, когда был почти таким сорванцом, – ответил я, и кивнул на мальчишек.
– У вот того глазки на кузнечное ремесло разгорелись, – показал на одного Климент.
– Это Бубен, – сказал ему я. – А все они – бывшие рабы воровской шайки в Плимуте. Теперь в моём замке живут.
– Бубен – хорошее прозвище для будущего кузнеца. Звонкое!
– А ты действительно хороший мастер. Дамир не соврал.
– Он называл мою работу хорошей?
– Безупречной. Отсюда и мой приезд. Лазарь, мне сказали, тебя рассчитал.
– Да. Что дальше делать – не знаю. У меня ведь пятеро…
Я с таинственной значительностью взглянул ему в лицо. Улыбнулся.
– Что? – недоумевающее спросил он.
– Бери свой инструмент, – сказал я ему, – и грузи вон в ту карету. Я тебя на работу беру.
– Да ну-у!! Правда?!
– Недавно привёз ко мне в замок свою семью управляющий фермой. Так что и ты бери всех своих и занимай возле замковой кузни дом. Сейчас прямо поедем, покажешь, где они живут. Дети твои будут безплатно обучаться у нашего мэтра. Видел, какой учёный и вежливый человек? Немец! К тому же в замке много добрых женщин, отличное хозяйство, прекрасные человеческие отношения и каждое утро свежее молоко. Инструменты у тебя отличные. Что стоишь? Вон в ту карету грузи.
– Но… Это не мои инструменты. Лазарь купил мне в пользование. И сам поехать не могу: пока он не продал строения, я должен их сторожить.
– Он их продал.
– Кому?
– Мне.
– Но… Какой здесь от них толк?
– Толк есть. Строения разберут и перенесут к кузне Дамира. Получится отличный постоялый двор с уютной таверной. Чтобы дочь его каждый день в этой таверне трудилась. Это очень важно, потому что, как говорят учёные латинисты, «праздность – мать всех пороков». И инструменты он тоже продал мне. Так что грузи. Радуйся.
Да, да и да. Это непередаваемое ощущение, – жгучее счастье, – смотреть, как создаются тобой маленькие капельки живой жизни, и сладость и сила общей жизни вокруг тебя растёт и сияет.
На следующее уже утро вдоль въездной улицы «Шервуда» плыл магический, мелодичный плеск невидимых колокольцев: звон молота о наковальню. Я привёл сияющего Климента в столярный цех, где мы обговорили с краснодеревщиками размеры, контур оковки, и уже к вечеру – к вечеру!! – на одном из верстаков стоял крепкий, из в шип собранных дубовых плашек, с изящной оковкой корабельный сундук.
Сальдо. Какое музыкально-сладкое слово! Мы с Давидом сидели в каминном зале, над большой, раскрытой пока в самом начале, торгово-денежной книгой «Шервуда». Можно было, конечно, уединиться в удобном кабинете с сигарами, но здесь, в зале, были плеск воды и пощёлкивание огня, запах дыма, кипячёного молока и горячего масла, звуки мирных, спокойных, весёлых голосов девчоночек и женщин, которые неторопливо-привычно вели кухню. И среди них была Эвелин.
