Характер реки постоянно менялся; местами она сужалась и стремительно неслась сквозь узкие ущелья в скалах, и длинное каноэ пролетало через такие места, как копье. Гребцы проводили лодки мимо рассекавших течение острых клыков-скал, точными движениями весел одолевали пенистые водовороты за такими клыками и устремлялись на новую стремнину, где вода, превращенная в стоячие волны под действием скорости и инерции, походила на зеленое венецианское стекло. Сантэн, задыхаясь, вскрикивала – отчасти в ужасе, отчасти от возбуждения, как ребенок на американских горках. Затем они снова оказывались на широких мелких участках, и в воде появлялось множество островов и песчаных отмелей, а по берегам – обширные заливные равнины, на которых паслись стада диких буйволов, массивных, ленивых на вид животных, черных, как сажа, покрытых засохшей грязью, их большие шишковатые рога над трубками ушей траурно провисали; буйволы стояли по брюхо в траве и, с комичным любопытством поднимая черные морды, с которых капало, смотрели на проплывающую лодку.
– О Блэйн! А это кто? Я таких никогда не видела!
– Личи, водяные козлы. Это крайняя южная точка, где их можно увидеть.
Эти сильные водные антилопы с жесткой рыжей шерстью держались огромными стадами; самцы ростом по грудь человеку несли на головах длинные, изящно изогнутые рога. Безрогие самки были пушистыми, как детские игрушки. Стада были такие огромные, что когда, встревоженные присутствием людей, взбивали воду, убегая, грохот стоял такой, как будто неподалеку проходил паровоз.
Почти на всех высоких деревьях вдоль берегов реки сидели парами орлы-рыболовы, их белые головы блестели на солнце. Запрокидывая их, раздувая горло, они издавали необычные лающие крики, когда мимо проходила мукоро.
На белых песчаных берегах виднелись ящероподобные крокодилы, отвратительные и злобные; они вставали на короткие кривые лапы, быстро ползли к воде и исчезали под поверхностью, так что из воды торчали только глаза.
Внимание Сантэн привлекли круглые камни на отмелях, темно-серые с розовыми краями, но она не поняла, что это. Блэйн сказал:
– Следи за ними!
Когда лодка проплывала мимо такого камня, огромный валун шевельнулся, поднялась голова размером с пивную бочку, раскрылась красная пасть, усеянная могучими клыками из желтой кости; раздался рев, похожий на сардонический смех безумного бога.
Блэйн слегка переместил ружье.
– Пусть его веселое «ха-ха-ха» не обманывает тебя: на самом деле ему не весело, – сказал он, щелкая затвором и досылая патрон в казенник.
И сразу самец гиппопотама бросился к ним по отмели гигантскими шагами, взбивая воду в белую пену, продолжая хрипло, угрожающе хохотать; его пасть была разинута, кривые длинные зубы с острыми краями с одинаковой легкостью могли скосить толстые стебли папируса, или разбить хрупкое каноэ, или перегрызть пополам пловца.
Мощными ударами весел гребцы стремительно продвигали мукоро, но гиппопотам быстро догонял, и Блэйн встал, легко удерживая равновесие в плывущем суденышке. Он поднес приклад к плечу и начал стрелять так быстро, что звуки разрывов сливались; когда пули засвистели над головой, Сантэн вздрогнула и оглянулась; она готовилась увидеть, как пули ударяют в большую серую мясистую голову и кровь хлещет из отверстия между маленькими стеклянистыми розовыми глазами. Но Блэйн нацелился на несколько дюймов выше лба животного. Ощетинившиеся уши дернулись от удара воздуха, прижались к голове, как крылья колибри, и самец прервал свое нападение и остановился, над поверхностью виднелась только его голова; гиппопотам часто моргал в комичном недоумении. Мукоро быстро уходила, и гиппопотам погрузился в мутную зеленую воду, как бы скрывая замешательство, вызванное неудавшимся нападением.
– С тобой все в порядке, Сантэн?
Блэйн опустил ружье.
– Страшновато.
Она пыталась говорить спокойно, но это удалось лишь отчасти.
– Не так плохо, как кажется: много шума и ярости, но без намерения причинить смерть.
Он улыбнулся.
– Я рада, что ты его не убил.
– Какой смысл превращать старину в четыре тонны гниющей падали и делать вдовами двадцать его толстых жен?
– Поэтому он на нас и напал – защищал своих самок?
– Вероятно, но с животными никогда нельзя знать точно. Возможно, у его подруги детеныш, или ему неприятно вспоминать о встрече с охотниками, или он просто сегодня настроен по-боевому.
Спокойствие Малкомса в момент кризиса поразило Сантэн не меньше, чем гуманность – ведь он пощадил угрожавшего им самца.
«Только школьницы обожествляют своих героев», – строго напомнила она себе; лодка летела вперед, и Сантэн обнаружила, что разглядывает широкие плечи Блэйна и посадку его головы. Темные волосы были коротко подстрижены на шее, сильной, но не толстой, приятных пропорций, гладкой. Только уши были крупноваты, розовые на кончиках, потому что через них просвечивало солнце. Сантэн почувствовала почти непреодолимое стремление наклониться и поцеловать мягкую кожу за ушами, но со смехом сдержалась.
Он повернулся и с улыбкой спросил:
– Что тебя позабавило?
– Девушка всегда слабеет и хихикает после того, как прекрасный принц спасет ее от огнедышащего дракона.
– Драконы – мифические существа.
– Не смейся, – укорила она. – Здесь все может быть, даже драконы и принцы. Это сказочная земля. За следующим поворотом нас ждут Санта-Клаус и добрая фея.
– Да ты чуть-чуть повредилась умом…
– Да, знаю, – кивнула она. – Наверное, надо тебя предупредить: это заразно.
– Твое предупреждение запоздало. – Он печально покачал головой. – Думаю, я уже заразился.
– Хорошо, – сказала она и, подчиняясь капризу, наклонилась и поцеловала его в мягкий участок за ухом.
Блэйн театрально содрогнулся.
– Посмотри, что ты наделала. – Он опять повернулся и показал ей мурашки на руке. – Обещай больше никогда так не делать. Это опасно.
– Как и ты, я никогда ничего не обещаю.
Она увидела быстро промелькнувшую в его глазах тень вины и сожаления и выругала себя за то, что, упрекнув в недостаточной преданности, испортила ему настроение.
– Блэйн, посмотри на этих птиц! Они не могут быть настоящими. Вот и доказательство: это действительно сказочная земля.
Ей хотелось вернуть былое настроение.
Они плыли мимо высокого крутого берега; его красная, кроваво-оранжевая глина была усеяна тысячами абсолютно круглых отверстий, а над ним висело живое облако ярких разноцветных птиц, которые влетали в отверстия-гнезда и вылетали из них.
