Приск подумал, что это сравнение наверняка бы понравилось Адриану, любителю оснащать свою речь охотничьими терминами, как вдруг легат спросил совершенно невинно:
— А это правда, что в дакийской столице живет сестра твоей конкубины?
Приск вздрогнул. «Откуда?» — мелькнула мысль.
Потом сообразил: отпущенник Лонгина Асклепий — уж его-то наверняка Адриан расспросил обо всем и в деталях. Впрочем, и Приск о днях плена рассказывал подробно и обстоятельно. Однако в основном об укреплениях столицы, численности гарнизона, приближенных Децебала и о самом царе, ни словом не обмолвившись о Флорис.
— Да, это так… — подтвердил центурион без охоты.
— Она помогла тебе бежать? — опять совершенно невинным тоном поинтересовался Адриан.
— Она. И еще — Архелай.
Приск отлично знал, на что шел. Теперь настала очередь Адриана вздрогнуть.
— Архелай? Ты видел его? — спросил легат, не в силах сдержать волнения. — В Сармизегетузе?
— Нет. Позже…
— Что он сказал?
— Что в будущем принесет себя в жертву, чтобы отвести беду…
Сказать, что на лице легата отразилось изумление, — не сказать ничего.
— А еще?
— Больше ничего.
Пересказывать Адриану мистический бред Архелая Приск не стал.
— Ты еще о чем-то хотел спросить, легат? — напомнил центурион, поскольку пауза затянулась.
— Именно. — Адриан нахмурился. — Перед смертью Лонгин… Он не сказал ничего такого, что бы ты запомнил, но не рассказал Траяну?
Приск задумался.
— Нет, ничего такого Лонгин не говорил. И у меня к тебе вопрос, легат.
— Спрашивай.
— Почему ты не отправил в разведку меня и моих людей?
— Ты мне слишком дорог, Приск, — Адриан улыбнулся. — В прямом смысле слова. Ведь там, подле Сармизегетузы, кое-что спрятано… И ты хочешь попытаться это найти?
Приск опешил. Спрашивать Адриана, как тот узнал, по меньшей мере, глупо.
— Так ты меня бережешь? — спросил центурион, откашлявшись.
— Именно. Вряд ли кто другой укажет мне то место.
* * *
Приск вернулся в палатку мрачный как туча. Его друзья были в сборе — с некоторых пор у старых вояк вошло в привычку после окончания дневных трудов собираться всем «славным контубернием» в палатке центуриона. Из рабов Приск взял с собой в поход лишь Обжору, но несчастный парень умудрился слопать недожаренный кусок мяса, после чего получил сильнейший понос и был оставлен в лагере в Берзобисе — до возвращения своего господина из похода. Так что теперь подле центуриона всегда находился Кука.
— Интересно, почему Плутарх не приехал со своим патроном? — разглагольствовал Фламма, когда Приск откинул полог своей палатки. — Квинт Сосий Сенецион командует легионом. Думаю, место Плутарху подле него нашлось бы.
— Вот сам и спроси Сосия, — посоветовал Кука.
— Плутарх? Он же грек. Что ему здесь делать? — отозвался Тиресий.
— О, если бы я писал историю, то непременно прибыл бы сюда на Данубий, — заявил Фламма.
— Ну так напиши свою историю! — посоветовали друзья хором.
— А, дружище Приск! — воскликнул Кука, заметив наконец центуриона. — Присоединяйся к нашей трапезе. Замечательная каша из полбы и…
— Кто разболтал Адриану о дакийском золоте? — оборвал приятеля Приск.
Все разом замолкли. Центурион обвел всех недобрым взглядом.
— Не я! — пискнул Фламма.
— Я с ним вообще не говорил, — сообщил Малыш.
— Не я… — отозвался Оклаций.
Молчун лишь отрицательно мотнул головой.
Приск повернулся к Куке. Тот завертелся, будто на углях.
— А что мне было делать? Он так пристал… я и сам не понял, как у меня вырвалось…
— Надеюсь, ты не назвал место? — спросил Приск.
— Но мы же его не знаем… — осторожно напомнил Фламма.
— Ну, бывает… Со страху Кука мог выболтать то, чего и сам не ведал.
— Какой страх? Адриан разговаривал со мной так по-дружески… — Кука вздохнул. — Улетело слово — не поймаешь.
— И что мы будем теперь делать? — спросил центурион.
— Кашу есть, пока не остыла, — предложил Оклаций.
Глава II
ПАДЕНИЕ ПЯТРЕ РОШИЕ
Весна 859 года от основания Рима
Долина реки Лункани
Траян решил штурмовать дакийские крепости практически одновременно — сил для этого у него было в достатке, в то время как у Децебала не хватало народу, чтобы разместить гарнизоны по крепостям, даже там, где успели восстановить стены.
Адриан торопился — у него было всего несколько дней, чтобы взять практически неприступную крепость на Красной скале, пока Траян идет маршем к Сармизегетузе вверх по долине Бистры — через перевал Тапае, идет медленно, ибо лагерь на Бистре разрушен и сожжен, а у реки римлян наверняка поджидает засада. Всего несколько дней, пока Траян будет восстанавливать лагерь, пока будет рыскать в верховьях Стрея разведка.
Адриан был уверен, что даки запрутся в крепости Пятре Рошие на макушке скалы и не решатся высунуть носа. Во всяком случае, на военном совете в палатке легата все только об этом и говорили. Однако Адриан сочетал личную смелость, граничащую порой с безумием, с практичной осторожностью командира, отвечающего за чужие жизни. По нескольку раз в день посылал он вперед отряды конных разведчиков и, хотя торопился, никогда не гнал людей вперед, если не был уверен, что путь свободен. Горные хребты спускались к берегам Лункани с двух сторон подобно гребенке. И в каждой низине этой гребенки могла таиться засада. Путь здесь был труден, лес подступал порой к берегу реки вплотную, так что соблазн устроить ловушку был велик, Адриан почти не удивился, узнав, что впереди замечены даки. Он тут же приказал строить легион для битвы. Противника не пришлось долго ждать: вскоре все пространство там, где долина немного расширялась, заполнили дакийские порядки: в центре — пехота, по бокам конница. Лошадки были так малы, что всадники едва не касались ногами земли. Видимо, их командир кое-что знал о тактике римлян и старался ей подражать. И неудивительно: пехота была экипирована по римскому образцу, и щиты их напоминали римские скутумы, и вдобавок к щитам пилумы и мечи, все как и у легионеров Адриана. У первой шеренги даже имелись доспехи.
Адриан, в отличие от командира-дака, не стал выставлять конницу вовсе. Да и зачем? Склоны гор закрывали фланги лучше всадников. Посему он попросту выстроил свою пехоту во всю ширину фронта — от скального обрыва до самого берега реки, а конницу послал под командованием префекта в обход. Еще накануне конная разведка, вернувшись, сообщила об узкой тропе вдоль ручья, по которой вполне можно было обойти ближайшую гору (пути мили три — не больше) и зайти дакам в тыл. В Первую войну римляне передвигались по этим тропам как слепые, а сейчас у Адриана имелся план здешних долин и рек: три года назад, стоя на вершине Красной скалы, он приказал зарисовать все хребты и долины вокруг Пятре Рошие. Знал Адриан, что придется вернуться. Не знал только, что возвращение будет таким скорым.
