Я подошел к лангедокцу.
— Скажи, Бык, сколько людей у тебя осталось?
— Две сотни, — мрачно ответил он. — Из трех, что были вначале.
— Я хочу, чтобы ты собрал их сегодня и увел из лагеря. Теперь Морриссе… Алоис, сделай то же самое. Сегодня.
— Что? Сдаться? Отступиться? Отдать победу этому ублюдку?
Я не отвечал. Я стоял посреди круга и всматривался в их разочарованные и сердитые лица.
Лангедокец покачал головой.
— Мы пришли сюда драться, Хью, а не убегать.
— Мы тоже, Хью, — запротестовал Алоис. — Наше место здесь. Мы заслужили его и не уйдем.
— Верно. Вы заслужили свое место здесь. Все вы. — Я поклонился. — И вы его сохраните. Вы сможете отомстить за друзей.
Все недоуменно смотрели на меня.
— Что ты несешь? — пробурчал Одо. — Опять какой-нибудь фокус? — Он поморщился. — Это все госпожа Эмили виновата. Ну, так что за план?
— Мы возьмем город. Но не как солдаты. Я пытался быть военным, но у меня ничего не вышло. А все потому, что я не солдат и уж тем более не полководец. Я — шут. А в этом качестве у меня преимущество даже над Карлом Великим.
— Не могу сказать, что ты чем-то меня обрадовал. — Одо скептически покачал головой. — Доверить свою жизнь шуту… хм… Но я слушаю. Расскажи, что за фокус ты придумал.
Стефен только собирался вонзить зубы в кусок ветчины, когда стоявший у стола паж воскликнул:
— Посмотрите, господин! Посмотрите в окно! Быстрее! Они уходят!
Всего лишь несколько минут назад герцог проснулся в отвратительном настроении. Бунтовщики проявляли куда большее упорство, чем можно было ожидать. Каждый день волны штурмующих накатывали на стены. Откуда у них такая жажда смерти — герцог не понимал. Мало того, пару недель назад Анна перебралась в другое крыло замка, так что спать приходилось в одиночестве.
Он нехотя поднялся и подошел к окну.
Парень был прав! Ряды бунтовщиков сократились примерно вдвое. Утреннее недовольство как рукой сняло.
Ушли лангедокцы. Эти чертовы дикари с толстыми, как бычья нога, руками. Те же, что остались, стояли понуро, как цыплята, ожидающие своей очереди под топор мясника.
И красно-зеленый петух тоже был с ними. С копьем! Жалкая кучка дровосеков и вилланов. Его рыцари порубят их на куски.
За спиной послышался шум. Стефен обернулся и увидел всю свою свиту: Бертрана, Моргана и других.
— Посмотрите, — хмыкнул герцог, — трусливые ублюдки все же не выдержали и разбежались. Посмотрите на дурака с копьем. Он еще делает вид, что кем-то командует.
— Вы обещали отдать его мне, господин, — прохрипел Морган.
— Верно, обещал, — со смехом подтвердил Стефен. — Скажи мне, Бертран, сколько их там. Навскидку.
Кастелян почесал голову.
— Едва ли сотни три, сеньор. Все пешие. Выбор оружия у них невелик. Думаю, наша конница без труда возьмет их в кольцо и принудит сдаться.
— Сдаться? — удивился герцог. — Я об этом и не подумал. Действительно, может быть, стоит протянуть руку и спасти этих бедных, несчастных, запутавшихся и обманутых? Может быть, не стоит проливать лишнюю кровь, а, Морган?
— Церковь уже прокляла их, господин. Мы окажем услугу Богу, если сократим их бесцельное пребывание в этом мире.
— Тогда чего же ты ждешь? — Стефен толкнул его в грудь. — Разве твоя рана уже зажила? Разве шут с копьем тебе уже не снится? Слышал совет кастеляна? Бери рыцарей и отправляйся.
— Господин, рыцари — мои люди, — вмешался Бертран. — Они наш резерв.
— Знаешь, Бертран, — перебил его герцог, — твой план… Мне он не по душе. Пусть Морган займется ими. И он прав, зачем несчастным лишние мучения?
Кастелян хотел было возразить, но, наткнувшись на холодный взгляд герцога, счел за лучшее придержать язык.
— Если не ошибаюсь, вопрос стоит так: копье или честь. — Глаза Стефена вспыхнули. — Кажется, мне удастся сохранить второе и заполучить первое. Верно, кастелян? И вот что, Морган… Знаю, тебе нравится сам процесс, но не забывай о главном. Ты меня понял?
— Священное копье. Я никогда о нем не забывал.
— Смотрите!
Тревожный крик пронесся по нашим шеренгам. Сразу несколько человек указывали в сторону замка.
Ворота Боре внезапно распахнулись. Мы смотрели на них, еще не зная, чего ждать. И вот…
Сначала тяжелый цокот копыт по подъемному мостику… потом показались всадники. Закованные в тяжелую броню рыцари на могучих конях.
Мы молча наблюдали за тем, как они принимают боевое построение. Все оставались на месте, никто даже не шевелился. Я знал, что даже самые стойкие колебались, решая, стоит ли драться или лучше сразу поднять руки.
— Занять позицию! — крикнул я. Меня как будто никто не слышал. Все словно зачарованные смотрели на грозное войско. — Занять позицию! — снова призывал я.
И только тогда Одо медленно поднял булаву, а Альфонс пристегнул меч. Их примеру последовали Жорж и Даниель. Мало-помалу за ними потянулись остальные. Наш строй напоминал римскую фалангу; мы стояли плотно, закрывшись щитами. Я молил Бога, чтобы последний фокус удался.
Рядом вздохнул Альфонс.
— Как думаешь, сколько их?
— Сотни две. Вооруженные до зубов. — Даниель пожал плечами, помолчал и, понаблюдав за продолжающими выезжать по двое всадниками, поправился: — Нет, пожалуй, сотни три.
— А с-сколько нас?
— Не важно, — усмехнулся Даниель. — Да и что такое боевой конь и пика против доброй мотыги?
Мы невесело усмехнулись.
— Что же это за город такой? В нем, наверно, и нет никого, кроме вояк да прислуги, — покачал головой Одо.
Стоявшие на стенах солдаты молча наблюдали за последним актом спектакля, уверенные в подавляющем превосходстве своих. Громко ржали кони, рыцари поправляли оружие и доспехи. Когда все приготовления наконец закончились, из ворот выехал последний всадник, который и занял место во главе строя. Я ожидал увидеть Бертрана, но это был не он. Присмотревшись, я разобрал на шлеме очертания черного византийского креста. Он! Мне снова предстояла встреча с тем, кто убил мою жену и сына.
Одо нервно сглотнул и облизал сухие губы.
— Хью, знаю, я тебя уже спрашивал…
— Да, думаю, получится, — ответил я. — А если нет… что ж, невелика потеря. Все равно солдат из тебя был лучше, чем кузнец.
— А тебе бы следовало оставаться шутом, а не лезть в полководцы!
Рядом рассмеялись, но смех тут же утонул в ужасающем грохоте — конница сорвалась с места.
— Пошли! — крикнул Даниель. — Щиты!
Справа и слева от меня люди бормотали слова молитвы. Я закинул копье за спину и взялся за меч.