В первый день разлуки она дважды звонила в резиденцию в надежде, что подойдет Блэйн, но отвечали женщины – секретарь или Изабелла, и оба раза Сантэн вешала трубку, ничего не сказав.
На следующий день они встретились в кабинете администратора. Блэйн созвал пресс-конференцию, и в приемной собралась толпа журналистов и фотографов. И опять присутствовала Изабелла, а Блэйн стоял за ней, внимательный, озабоченный и невозможно красивый. От Сантэн потребовалось все ее лицедейство, чтобы по-дружески обменяться с ним рукопожатием, потом пошутить с прессой и даже позировать рядом с Блэйном, ни разу не позволив себе ни малейших проявлений чувств. Но потом, на обратном пути в контору «Горно-финансовой компании Кортни», ей пришлось свернуть на боковую дорогу и немного посидеть, собираясь с силами. У нее не было возможности обменяться с Блэйном ни одним словом наедине.
Ее ждал Эйб. Едва она появилась, он вслед за ней поднялся по лестнице и вошел в кабинет.
– Сантэн, вы опоздали. Вас ждут в конференц-зале уже почти час. И нельзя сказать, что проявляют терпение.
– Пусть ждут! – ответила она с уверенностью, которой не чувствовала. – Им придется к этому привыкнуть.
Банк был ее самым крупным кредитором.
– Их ужасно испугала потеря камней, Сантэн.
Директора банка потребовали встречи, как только услышали, что она приехала в город.
– Где доктор Твентимен-Джонс?
– С ними, поливает маслом бурные воды. – Эйб положил перед ней толстую папку. – Вот расписание выплаты процентов.
Она просмотрела документы. Впрочем, она помнила эти цифры наизусть. И могла бы не заглядывая в бумаги назвать даты, и суммы, и тарифы. Она уже подробно продумала свою стратегию, но все это по-прежнему казалось туманным и невсамделишным, как в детской игре.
– Я должна узнать что-то новое, прежде чем мы войдем в логово льва? – спросила она.
– Телеграмма от Ллойда из Лондона. В страховке отказано. Груз был без охраны.
Сантэн кивнула.
– Мы этого ожидали. Подать на них в суд? Что посоветуете?
– Я считаю, это будет напрасная трата сил и времени.
– Еще что-нибудь?
– «Де Бирс». Сообщение от самого сэра Эрнеста Оппенгеймера.
– Уже принюхивается поблизости, да? – Сантэн вздохнула, пытаясь настроиться на деловой лад, но вместо этого подумала о Блэйне. Увидела, как он склоняется к инвалидному креслу. Она выбросила эту картину из головы и сосредоточилась на том, что говорил Эйб.
– Сэр Эрнест приезжает из Кимберли. Будет в Виндхуке в четверг.
– Какое совпадение, – цинично улыбнулась она.
– Он просит о встрече, как можно быстрей.
– У него нюх гиены и зоркость стервятника, – сказала Сантэн. – Он чует кровь умирающего животного за сто лиг.
– Ему нужна шахта Х’ани, Сантэн. Он тринадцать лет жаждет получить ее.
– Всем нужна Х’ани, Эйб. Банку, сэру Эрнесту, всем хищникам. Клянусь Господом, я не отдам ее без боя!
Они встали, и Эйб спросил:
– Вы готовы?
Сантэн взглянула в зеркало над камином, коснулась волос, языком провела по губам, и неожиданно все снова обрело четкость. Она шла в бой, голова у нее была ясная, ум острый… она улыбнулась сияющей, уверенной, снисходительной улыбкой. Она снова была готова.
– Идемте, – сказала она, и они вошли в длинный зал, с огромным столом из дорогой древесины и шестью большими поэтичными фресками Пернифа[16], изображающими виды пустыни. Сантэн задрала подбородок, и глаза ее уверенно сверкнули.
– Прошу прощения, джентльмены, – легко сказала она, обрушивая на них всю силу своего обаяния и сексуальной привлекательности и глядя, как они никнут перед ней. – Заверяю вас, что теперь я целиком в вашем распоряжении. Все мое внимание будет принадлежать вам столько, сколько потребуется.
В глубине ее души по-прежнему зияла пустота. На несколько кратких мгновений ее заполнил Блэйн, но теперь Сантэн отгородилась от него и укрепилась, снова была неприступна. Сантэн села в кожаное кресло во главе стола и про себя повторила, как мантру: «Х’ани принадлежит мне – никто ее у меня не отберет».
* * *
Манфред Деларей шел в темноте так же быстро, как двое взрослых мужчин, которые вели его на север. Унижение и боль расставания с отцом породили в нем новое упрямство и железную решимость. Отец назвал его девчонкой-плаксой.
– Но теперь я мужчина, – говорил он себе, широким шагом поспешая за темной фигурой Сварта Хендрика. – Я больше никогда не стану плакать. Я мужчина и буду доказывать это каждый день своей жизни. Я докажу тебе, па. Если ты еще смотришь на меня, тебе больше никогда не придется меня стыдиться.
Потом он подумал об отце, как тот одиноко умирает на холме, и горе оказалось непереносимым. Вопреки решимости мальчика, слезы грозили задушить его, и потребовалась вся его сила воли, чтобы отогнать их.
– Теперь я мужчина. – Он сосредоточился на этом. И действительно – он был высок, как мужчина, почти не уступал ростом Хендрику, а длинные ноги без устали несли его вперед. – Ты будешь гордиться мной, папа. Клянусь. Клянусь в этом перед Богом.
Он не сбавлял шага и ни разу не пожаловался за всю долгую ночь. Когда солнце поднялось над вершинами деревьев, они вышли к реке.
Как только напились, Хендрик снова повел их на север. Они шли петляя, днем удаляясь от реки и прячась в сухих лесах мопани, а ночью возвращались к воде, утоляли жажду и все часы темноты шли по берегу.
Так минуло двенадцать трудных ночей, прежде чем Хендрик решил, что они избавились от преследования.
– Когда мы перейдем реку, Хенни? – спросил Манфред.
– Никогда, – ответил Хендрик.
– Но отец хотел уйти к португальцам, к Альвесу де Сантосу, торговцу слоновой костью, а оттуда отправиться в Луанду.
– Отец да, – согласился Хендрик. – Но сейчас твоего отца с нами нет. На севере нет места для чужих черных. Португальцы еще хуже англичан, немцев и буров. Они отберут у нас алмазы, изобьют, как собак, и отправят гнуть на них спину в рабочих отрядах. Нет, Мэнни, мы возвращаемся в землю овамбо, к нашим братьям по племени, где все друзья и где мы сможем жить как люди, а не как звери.
– Полиция найдет нас, – сказал Мэнни.
– Нас не видел ни один человек. Об этом позаботился твой отец.
– Но она знает, что вы с отцом друзья. И все равно придет за тобой.
Хендрик улыбнулся.
– В земле овамбо мое имя не Хендрик, и тысячи свидетелей поклянутся, что я никогда не покидал свой крааль и не знаю никакого белого грабителя. Для белой полиции все черные на одно лицо, а у меня есть брат, умный брат, который знает, как и кому продать наши алмазы. С этими камнями я смогу купить двести голов хорошего скота и десять толстых жен. Нет, Мэнни, мы идем домой.
