class="p1">— Пока не посмотришь ларец, Хуан, никуда не пойдёшь. Ты мне обещал.
— Ларец? Ах, да! Идём! И побыстрее.
В спаленке Миры Хуан осмотрелся. Он представил, какая спальня будет у Миры в новом доме. И очнулся, когда та толкнула его в бок, сказав:
— О чём это ты размечтался, Хуанито? Иди смотри.
В ларце лежали малозначительные бумаги. Главных не было. Хуан высыпал всё на стол и осмотрел бархатное дно. Было ясно, что там что-то было.
Нож быстро вскрыл дно. В узком пространстве под ним лежали листы толстой бумаги, уже изрядно пожелтевших от времени.
— Это должно быть те самые! — воскликнул Хуан.
Он медленно читал строчки.
— Вот свидетельство о твоём рождении, — протянул лист Мире. — Вот написано, что ты, Эсмеральда Фонтес, дочь сеньоры Томасы Фонтес и дона Рожерио Рисио де Риосеко. Теперь понимаешь, что за интерес к тебе сеньоры Габриэлы?
Мира посмотрела на Хуана потемневшими глазами.
— Значит… — пробормотала Мира в растерянности.
— Да! Она твоя сестра, Мира! А дон Рисио твой отец. И это ещё не всё! Есть ещё твой брат Рассио де Риосеко. Они живут на асиенде в часе езды от Понсе. И это ещё не всё, если хочешь.
— Хочу! Конечно, хочу! Говори же!
— У бабки Корнелии был сын. Его отец тоже дон Рисио де Риосеко. Но сын давно уже где-то пропал, и сведений о нём нет.
— Господи! Как всё запутанно и сложно в этой жизни взрослых людей! — Мира в растерянности опустила голову.
Хуан молчал, наблюдая за девушкой. Понимал, как тяжело и трудно всё это воспринять и переварить юной голове.
— И что теперь? — наконец спросила девушка беспомощно.
— Ничего, — убеждённо ответил Хуан. — Ты получила то, что хотела предоставить тебе бабушка. Больше тебе ничего от них не потребуется. Ты без них жила почти пятнадцать лет и дальше отлично проживёшь.
— Выходит, те деньги взяты с… — Она не договорила, не решаясь произнести нужное слово.
— Да. Так захотела бабушка. А я помог это совершить. Ты получила причитающееся тебе по праву рождения. И я не вижу здесь никакого греха. Разве что на моей душе.
Мира вскинула голову на Хуана. Глаза смотрели пронзительно, жёстко. Хуану стало неприятно, и он отвернулся. Стал складывать бумаги.
— Откуда такая фамилия, Хуан? Фонтес?
— Этого я не знаю. Наверное, твоя бабушка хотела засекретить тебя, боясь мести или чего другого. Так оно и вышло. Тебя долго искали, но не могли понять, что та Эсмеральда Фонтес и есть глупая девчонка, гоняющая по улице босиком в драном платье с оборванцами.
— Потому меня бабушка и отправила на край улицы в погреб?
— То-то, девочка моя! И я не уверен, что и сейчас тебе не угрожают. Например, эта Габриэла, сестра твоя.
— Она знает про меня? Ну, что я её сестра?
— Конечно! Вот братец, думаю, ничего не знает. И мне непонятно, почему Габриэла ничего ему не рассказала. Хотелось бы выяснить, да не хочу об той сеньоре и думать!
— То-то мне не понравилась она сразу!
— Это не поэтому, моя милая! — улыбнулся Хуан, и Мира покраснела, сообразив, что Хуан догадался о причине её неприязни. — Однако ты не знаешь, что после вашего отъезда она вновь посетила ваш дом и раскрашивала хозяйку. Та заявила, что вы уехали по дороге в Кагуасу. Как вы оказались здесь?
— Это я так придумала! Боялась, что она будет искать меня, и запутала след. Уж очень она меня напугала!
— Ты умненькая девочка, Эсмеральда! Молодец!
— Не называй меня так, Хуан. Это имя мне не нравится!
— Ладно уж! Не буду, — Хуан тихо чмокнул её в бархатную щёку. Она повернула лицо к нему и подставила губы.
— Ну и хитрюга ты, Мира! — вздохнул Хуан, оторвавшись от её губ. — Так понравилось целоваться?
— Очень часто думала об этом, — призналась Мира. — Я не слишком вульгарна?
— Ты так очаровательно наивна и непосредственна, что… Но никак не могу смириться с таким поворотом в наших отношениях. Смутно мне на душе. Почти стыдно, милая девчонка!
— А мне нисколько! Я очень довольна и благодарна тебе, что твой лёд наконец растаял.
— Ты хоть видела этот лёд? — усмехнулся Хуан, не решаясь ничего большего, как обнять за талию.
— Откуда? Но ты сам мне рассказывал про него. Разве забыл?
— Ничего я не забыл! Теперь вспомнил. Когда-нибудь я тебе его покажу.
— Где ж ты его возьмёшь? — удивилась Мира.
— Подниму высоко в горы, к самому леднику, и ты попробуешь его и посмотришь. Ещё и на санках покатаешься.
— На санках? Что это такое и как на них кататься? С горы?
— С горы, естественно. Красота! Пальцы так замерзали, что ничего не чувствовали, а потом болели до крика.
— Какой ужас! И это вам нравилось?
— Ужасно нравилось, Мира! Весело, шумно, а дома тут же валились на печь под кожух спать.
— Спать на печи? Разве так можно? Поджариться можно!
— У нас на севере такие печи строят из кирпича, что там, на верху можно свободно лечь три человека. На дворе мороз страшный, а на печи жарко. Здорово! Посмотрела бы!
— И не подумаю! Такой холод я не выдержу. Брр-р-р!
— Наденешь шубу на меху, воротник выше головы, на ноги валенки — и можно не бояться никакого мороза! Только нос и щёки береги. Отморозишь!
— И что будет тогда?
— Сильно болеть будут, а то и вовсе отвалиться может, например, нос. Как у кого побелеет нос или щёки, кричат, чтобы оттирал снегом. Тогда всё покраснеет и долго не мёрзнет.
— А как же твой нос цел? Кстати, он у тебя немного стал смотреть на сторону. Чего это так?
— Били меня сильно. Вот и сломали. Хорошо, добрые люди нашлись, поставили на место. И не только нос, но и руку. рёбра. Чуть не умер.
— Что ж ты ничего об этом не рассказывал? Столько всего, а про самое главное ни слова!
— Зачем худое вспоминать? Всё закончилось благополучно и я с тобой, мой кролик!
— Почему кролик?
— Ты такая же мягкая, как кролик. Или кошка, но ты не кошка. Вот Томаса вполне может быть кошкой.
Хуан видел, что Мира хочет ласки, поцелуев, он же всё никак не мог оттаять, понять, что они равноправные партнёры в любви, что она для него больше не ребёнок, а любимая женщина. И он сдался. Привлёк к себе и долго целовал её в разные места, ощущая приятный запах юности.
В доме семьи Руарте царило уныние и напряжённость. Дон Андрес больше не показывался. Донья Анна сильно постарела за
