Кэстлри ненавидел Наполеона (о чем мы тоже знаем) и сделал все, чтобы его окончательно уничтожить. В значительной степени именно по его инициативе Бонапарт был обречен на ссылку и пожизненное заключение на острове Святой Елены. Там имело место странное событие, которое сейчас может представлять интерес для оккультистов и парапсихологов всех мастей. Перед самой своей кончиной в 1821 году Наполеон сообщил английскому врачу, доктору Арнотту, будто ему известно, что вскоре он будет отомщен, то есть, его палач, лорд Кэстлри, вскоре погибнет нехорошей смертью. Через несколько месяцев эти слова стали реальностью. Военный медик, генерал и историк, Б. Брайс, посчитал эти слова одним из доказательств ясновидения Наполеона[356]. Для меня же это, скорее, одно из доказательств гипотезы, что Уилсон контактировал со Святой Еленой, принимая участие в заговоре, цель которого состояла в освобождении императора. Скорее всего, это он с Батхерстом, посредством некой английской семьи, выслали на остров план побега, спрятанный в пустотелых шахматных фигурках. И через этот канал, Наполеон мог что-то узнать о грядущей судьбе Кэстлри.
На Венском Конгрессе Кэстлри оказался врагом малых стран и либеральных идей, он был одним из создателей Священного Союза, и в конце концов — как я уже говорил — посадил императора в грязную, населенную крысами клетку на затерянном в океане островке, не обращая внимания на критику даже в собственной стране. Там его тоже ненавидели: за кровавое подавление ирландского восстания (это — ирландцы!), за бойню в Питерлоо[357], за так называемые «Сикс-акты», вводившие слишком суровые наказания для низших классов. Так что не удивительно, что когда Кэстлри покончил с собой, в одном из лондонских соборов от радости начали бить в колокола и виновных в этой демонстрации суд присяжных после оправдал.
Эрве так описал смерть Кэстлри:
«В начале августа, через несколько дней после завершения парламентских заседаний, в лондонских кругах разошлась трагическая весть: Кэстлри в приступе горячки перерезал себе горло, хотя семья[358], врач и приятели, тщательно следившие за этим, убирали от него огнестрельное оружие, ножи и бритвы. К несчастью, кто-то забыл на столе перочинный нож, и всего нескольких минут одиночества хватило для того, чтобы с жизнью распрощался счастливейший из государственных мужей Британии, всемогущий министр, который на Венском Конгрессе стоял наравне с самим царем России».
И такую версию можно найти во всех энциклопедиях, исторических работах или школьных учебниках: господин министр иностранных дел как раз должен был отправиться на конгресс в Верону, как вдруг, в приступе безумия, покончил с собой. Я мог бы процитировать любое из множества подобных сообщений, но не случайно выбрал книгу Эрве, поскольку в ней речь идет об Ирландии. Дело в том, что месть Батхерста, к которой мы сейчас перейдем, одновременно была местью рока за Ирландию. Это проявилось в орудии самоубийства, на выбор которого Батхерст ни в какой степени не мог повлиять. Так вот: Кэстлри был ирландцем, он предал свою отчизну и отобрал у нее независимость, о чем я писал в главе I. Вождем утопленного в море крови ирландского восстания 1798 года был Тиболд Тон. Когда его схватили, в тюрьме он попросил милости: расстрелять его, а не повесить. Когда ему в этом отказали, он со стоическим спокойствием перерезал себе горло перочинным ножом. Некоторые утверждают, что История не может быть язвительной. Может, еще как может, особенно тогда, когда повторяется.
Но вернемся к Батхерсту и к истинной причине смерти Кэстлри. Долгое время она была известно только лишь специалистам, его биографам и т. д., а толпе представляли специально подготовленную жвачку, типа французского «Гвардия умирает, но не сдается!» вместо «Дерьмо!». Но времена меняются, и в 1973 году одна из английских газет выложила правду на стол. Прежде чем ее процитировать, попытаемся воспроизвести последовательность действий Батхерста.
Наверняка идея пришла ему (или кому-то из его людей) в голову, когда он вспомнил сладкую госпожу Джибсон и прелестное гнездышко между Хай Холборн и Оксфорд Стрит. Потом месяцы, а то и годы наблюдений, которые позволили убедиться, что неформальный лидер правительства чрезмерно слаб к дамочкам — будем деликатными — не самого достойного поведения, включая и уличных. В эпоху Регентства (1811–1820) Кэстлри был постоянным посетителем привлекательной брюнетки Гарриетт Уилсон[359]. Эта, так называемая «горизонтальная дама» была хозяйкой и первой звездой самого эксклюзивного в Лондоне публичного дома, который в тайне посещала вся правительственная и парламентарская элита Великобритании, в том числе, и герцог Веллингтон. Но этого ему было мало. Теперь я процитирую «Обсервер» за 27 мая 1973 года:
«Гарриетт Уилсон не была единственной «call-girl» — «девицей по вызову», пользовавшейся благосклонностью министра иностранных дел. По вечерам, возвращаясь из Палаты Общин, Кэстлри по дороге собирал проституток, которых приглашал в дом на площади Сент-Джеймс».
И как раз этим решил воспользоваться Батхерст. Но дело было простым лишь на первый взгляд. Он должен был укомплектовать «банду подлых шантажистов», разучить с ними роли, поиграть в гримера (в этом, как мы знаем, навыки у него имелись), найти соответствующее место, подобрать время и т. д. А потом… Передаю слово газете, которая так описала конец Кэстлри:
«К несчастью, его слабости не ушли от внимания банды шантажистов, которая расставила на него ловушку, накрыв его с неким типом, которого Кэстлри принял за женщину, но который оказался мужчиной, переодетым в женское платье. Шантажисты пригрозили министру тем, что все раскроют, и обвинением в педерастии, которая тогда каралась смертью. Интрига была самая грязная, поскольку Кэстлри ну никак не был гомосексуалистом Все закончилось трагически, министр поддался шантажу, а поскольку не мог вынести такой ситуации, выехал в свое деревенское имение в Кент и там перерезал себе горло».
Если отбросить мотив мести, представленная выше реляция поражает отсутствием логики. Все прекрасно понимают, что шантажисты всегда имеют то общее, что если уже и организовывают «грязную» и гнусную интригу, то лишь затем, чтобы заработать, и ничего более. Кэстлри прекрасно знал об этом, то есть, он знал, что обычным шантажистам мог бы заткнуть рот деньгами и продолжать свою карьеру дальше. Тогда почему же он испугался и психически сломался? Ведь это был человек жесткий, неуступчивый «fighter», как в политических, так и личных вопросах — кровавый поединок на пистолетах с Каннингом является достаточным доказательством. Кроме того, он был могуществен как царь России, и обычные шантажисты были бы просто безумцами, если не понимали того, что переходить дорогу такому человеку, это все равно, что бросаться с палкой на тигра. Но дело выглядит совершенно иначе, если это были не обыкновенные шантажисты, но такие, которые вместо альтернативы: донос или деньги, предоставили ему совершенно другое: донос или смерть! Кто мог поставить его перед подобным выбором? Только лишь мститель или желающий убрать его навсегда политический противник. А кто из политических противников был бы таким идиотом, чтобы рискнуть организовать подобную аферу? Если бы суть дела стала известна публике, что вовсе не сложно, он сам должен был бы покончить с собой. Остается только мститель.
