— Последний раз это было в ночь перед отплытием из Салема, когда я заплатил два шиллинга портовой девке за получасовое развлечение за тюками с хлопком на пристани. Я с нетерпением ждал визита в публичный дом в Легхорне, когда мы швартовались.
— Тогда, — улыбнулся Рори, потому что знал: то, что он собирался сказать, еще теснее привяжет капитана к нему, — вместе с пищей, фруктами и вином, я пошлю рабыню прислуживать вам. Она будет чернокожей, но хорошенькой, и, если думаете, что в вас течет горячая, красная индейская кровь, попробуйте черной африканской крови. Она в два раза горячей, уверяю вас.
— После такого предложения, Рори, человек пойдет за вас хоть к черту.
— Возможно, туда-то мы и направляемся, Джихью. Я Махаунд, корабль наш — «Шайтан», и где, как не в аду, самое место для всех нас, а, Джихью?
— По крайней мере, по дороге у нас подберется неплохая компания, а, Рори?
— Тогда первым делом займитесь черномазой девкой, которую я вам пришлю. Если она такая же, как все негритянки, она обожжет вас сильнее, чем пламень ада.
Рори обнаружил, что Вольяно был настоящим мастером на все руки. Не было ничего, чего бы не мог сделать хитрый итальянец, не было товара, который он не мог бы достать, — небесплатно, конечно. За два дня он выудил на свет полный европейский гардероб для Рори и Тима. Одежда оказалась новой и из прекраснейших тканей, сшитая по последней моде. Рори оставалось только гадать: из дорожного сундука английского аристократа или испанского гранда попало это к нему в руки? Кроме того, Джихью Портер получил морскую униформу, и вся компания, составившая его команду, была полностью экипирована, и каждый получил еще сундучок с походными вещами в придачу.
Рори взял Джихью на встречу с командой, в ходе которой выяснилось, что все, как один, готовы променять марокканское рабство на любой корабль. Рори и Джихью осмотрели «Шайтан», который великолепно смотрелся в своем белом окрасе с алым сатаной в качестве носового украшения. Несмотря на все переделки, Джихью признал в новом барке свой прежний корабль. Он честно сказал об этом Рори, хотя и не стал вдаваться в подробности. Рори увидел в этом преданность Джихью, кроме того, капитан проинформировал его, что несчастный корабль «Джуно» был застрахован, а это означало, что американские судовладельцы не останутся внакладе, а «Джуно» исчез навсегда. Что касалось страховщиков в бостонских кофейнях, то кому до них вообще было дело?
Недостающие рабы были куплены. По мнению Рори, они не были такого же высокого качества, как те, которых привез Тим из Базампо и Мансур из Саакса, но разношерстный сброд из фанов, хауса дагомеев и нескольких тонкогубых эфиопов был лучшим из того, что можно было приобрести на рынке Танжера, — все здоровые молодые самцы, и все, бесспорно, будут проданы. Вольяно не подкачал с доставкой продовольствия для путешествия. Каюта Рори была обставлена с определенной долей элегантности, то же самое можно было сказать и о каютах Тима и капитана. Между палубами корабль был оснащен ярусами деревянных нар для рабов, кандалами для рук и чугунными колодками для ног. Все было готово к отплытию.
Настало время прощаться Рори с Мэри и Альмерой, потому что Мэри настаивала на своем решении взять Альмеру с собой. Рори не возражал. Он подозревал, что Мэри знала о его привязанности к Альмере и не хотела оставлять ее в Танжере, боясь, что Рори может взять ее с собой. Он действительно подумывал об этом. Но невольничье судно было неподходящим местом для одинокой женщины, Рори помнил пример капитана Спаркса. С Мэри Альмере будет лучше. Его прощание с Мэри было прохладным и, как ни странно, дружеским. Она даже обняла его и подставила губки для поцелуя. Но… если губы ее были холодны, то тело ее, жавшееся к нему, таковым не было. Он знал, что она ощутила его ответную реакцию, по тому, как на мгновение она ослабла в его руках, а потом оттолкнула его от себя, чтобы сказать формальные слова прощания. Позднее, когда он был рядом с Альмерой на диване в их последнюю ночь, он понял, что его чувства к мавританке были гораздо глубже, чем он себе представлял. Она исполнила все его прихоти, но, как ни странно, без обычной страсти.
— Мой повелитель ничего не замечает? — спросила она.
— Ничего, кроме того, что ты еще прекраснее и желаннее, чем раньше.
— Даже это? — Она взяла его руку и положила себе на живот.
Рори обнаружил, что он вздулся холмиком.
— Ты хочешь сказать?..
— Что любовная влага из тела моего господина, попавшая в меня, нашла свое место. Я собираюсь родить сына моему повелителю; уверена, что при его силе и доблести это будет сын. Хорошо, что он будет со мной, теперь я не буду так скучать по моему повелителю.
Страсть его была поглощена любовью к ней.
— Я, наверно, оставил за собой сотню вздутых животов, от Шотландии до Магреба и от Саакса до Тимбукту. Тех детей я никогда не увижу, но этот, похоже, единственный по-настоящему мой. Этот ребенок родится свободным, а чтобы наверняка — я сделаю тебя свободной. Ты больше не рабыня, Альмера. — Он встал с постели и подошел к сундуку, откуда вынул тяжелый мешочек с золотом.
— Это для мальчика. Он родится в Англии, и когда-нибудь я увижусь с ним. Это будет красивый мальчик, потому что его мать — красавица.
— Повелитель слишком добр ко мне.
— Я не был и наполовину таким добрым, каким следовало бы. Знай, Альмера, моя любовь с тобой. Возможно, когда-нибудь мы с тобой снова увидим Саакс.
— Аллах милостив. — Она взяла его руку и покрыла ее поцелуями.
На следующее утро Мэри с Альмерой уехали. Быстроходная фелюга — личная яхта самого губернатора — выскользнула из гавани Танжера и направилась к Гибралтару. Рори проводил двух дам в чадрах на палубу и еще раз попрощался с ними. Мэри рассталась с ним по всем правилам этикета: она называла его «ваше высочество», а он отвечал ей «принцесса Ясмин». И все же Рори ощутил за всем этим, что страсть по-прежнему тлела в ней. Формальности предназначались маврам, смотревшим на них, и он спрашивал себя, стала бы она страстно прижиматься к нему опять, если бы их не было.
Когда он поцеловал Альмеру, а сделал он это на глазах у Мэри и изумленных мавров, то заметил красную вспышку ревности, окрасившую щеки Мэри. Но она не могла знать того, что этот поцелуй был совсем иным на этот раз. Его нежность поразила самого Рори. Поцелуй был не просто нежным, он был благоговейным. Да, черт возьми, он был благоговейным, и Рори презирал себя за минутную слабость, проявленную с Альмерой. Он, Рори Махаунд, потерял голову от женщины. Из-за этого он чуть не обругал ее в середине этой любовной сцены, но потом ругательство завязло у него в зубах, и он снова поцеловал ее с таким всепоглощающим чувством, что сам задумался: возможно, где-то в глубине его души жила настоящая любовь.
