Любовь? Что ему за дело до любви? Да за оставшиеся перед отплытием «Шайтана» ночи он пресытится любовью. Любовь, любовь, любовь! Да, он знал, что такое любовь. Это значит переспать с женщиной, и ни больше и ни меньше. Они с Мансуром пошлют за танцовщицами. Он пригласит Тима и здравомыслящего Джихью для компании, и они все напьются вдрызг. Это поможет ему забыть Альмеру и жизнь, которую он посеял в нее. Обязательно танцовщицы! Целая дюжина! Ба, он просто сгорает от нетерпения, когда же уплывет эта фелюга. Он так мечтает о тонких извивающихся телах, что ему из Африки и уезжать не хочется. Он так напьется, так уйдет в гон, что не будет помнить расставание с Мансуром, как рвется последняя ниточка, связывавшая его с Бабой.
Следующие несколько дней он провел как в забытьи. Было вино, море вина, которое Вольяно поставлял со своих складов. Были танцовщицы с конечностями абрикосового цвета, пахнущими пачулями и янтарем. Были гибкие мальчики, которые могли изгибаться, совокупляясь с Рори в таких акробатических позах, о которых раньше он и помыслить не мог. Были горячие, влажные губы, руки, нежно гладившие и больно хлеставшие, тела такие, о которых он раньше и не подозревал, и странные вожделения, которых он никогда раньше не встречал. Сквозь дымку вина, пота и животного гона он видел Мансура, Тима и Джихью без одежд, с телами, охваченными алыми губами и ищущими пальцами, объятиями, как и его собственное, сладостными страданиями, вынуждавшими их задыхаться в неведомых доселе экстазах. Наконец он потонул в глубоких и теплых впадинах плоти и истощился настолько, что уснул, и никакие изощрения шутовского хоровода, окружавшего его, не могли его возродить для еще одного захода. Он обмяк, выдохся и стал бесчувственным ко всему на свете.
До тех пор… пока в одно прекрасное утро он не проснулся от покачивания своей узкой кровати и от пятнистых отражений, гонявшихся друг за другом по потолку. Он был в открытом море, душой и телом.
Рори лежал, пытаясь собрать воедино нити сознания до тех пор, пока сверхчеловеческим усилием не перекинул ноги через край койки и не поставил их на палубу. Тщательно рассчитывая каждое движение, он добрел до маленького умывальника, где, позвякивая, стоял фаянсовый кувшин с миской; наклонившись вперед, он вцепился в ручку кувшина и полил водой себе на голову. Это возродило его настолько, что он смог пересечь крохотную каютку и открыть дверь, ведущую к сходням. Дверь приоткрылась лишь на дюйм, но и этого было достаточно, чтобы различить фигуру Млики, распростертую на соломенном тюфяке перед дверью. Млика мгновенно вскочил и вошел в каюту.
— Милорд!
— Когда мы отплыли?
— Вчера в полдень, милорд.
— Тогда побрей и одень меня. Мне надо на палубу. Как Тим?
— С капитаном, милорд.
Рори вспомнил стратегию Спаркса — всегда появляться перед командой при всех регалиях, так что пока он пил принесенный Мликой кофе, он заставил его обшарить все сундуки, чтобы посмотреть, чем снабдил его Вольяно. Там было несколько костюмов, сшитых по последней французской моде, избегавшей атласов и парчи, и представлявших собой панталоны в обтяжку из тонкой белой шерсти с длиннополым фраком. Рори надел один из таких костюмов с белой рубашкой, у которой был стоячий воротник и широкий черный галстук. Шляпа его представляла собой полумесяц огромных размеров и делала его великаном, по крайней мере футов восьми. Короткие белые шелковые носки и тонкие кожаные туфли-лодочки он также надел впервые, но, надев, понял, что смахивает на франта. Следуя за Мликой, Рори вышел из каюты и поднялся на шканцы. Джихью и Тим разговаривали с незнакомцем. Все трое перегнулись через перила, глядя вниз на главную палубу, где длинная вереница обнаженных парней бродила по кругу в такт ударам барабана, темп которого то возрастал, то понижался, так что они переходили то на медленный шаг, то на стремительный галоп.
Троица была так заворожена движением негров, что Рори подошел к перилам незамеченным. Он стал рядом с Тимом и положил руку ему на плечо. Тим развернулся, вздрогнув от неожиданности, а когда узнал Рори, то просиял.
— Я уж начал думать, мой сердечный, — он отстранил Рори от себя на вытянутых руках, чтобы насладиться его портняжным великолепием, — что те ребята и девчата оказались тебе не по зубам. Но ты смог все-таки подняться наверх. Во всяком случае, когда я видел тебя последний раз, у меня создалось такое впечатление…
— Сдается мне, Тим, что, когда я в последний раз видел тебя, ты оседлал на полу гуттаперчивого мальчика.
— Да ну тебя, трепач! Просто надо ведь все попробовать, но вот здесь Джихью, который скажет тебе, что ты все это выдумал, ты просто издеваешься над бедным Тимом, поскольку ни слова правды нет в твоих речах.
— Разве, Тим? — Джихью подмигнул Рори. — А я вот помню, что видел тебя в той позе, но подумал, что вы танцуете новую разновидность ирландской джиги.
— Все ясно, я отправился в плавание со смертельными врагами.
Тим чуть не оторвал Рори руку.
— А вот мистер Дженкинс, наш первый помощник.
Рори поклонился и подал руку особе с угрюмым лицом, лет пятидесяти. Черная борода с проседью и кустистые брови почти полностью закрывали его лицо. Его приветствие было коротким и едва ли вежливым. Перед ним явно стоял человек, который не был сразу же покорен чарами Рори.
Тем не менее Рори поклонился ему.
— Мистер Дженкинс, прикажите всем неграм спуститься в трюмы, а вы, капитан Портер, прикажите всем матросам выстроиться на перекличку на палубе. Я хочу обратиться к ним.
Рори заметил, что отдает приказание вполне естественно.
— А что с этой дюжиной арабских воинов, которые на борту, сэр? — спросил Дженкинс, его нижняя губа была похожа на влажную красную линию в бороде. — Ни до чего хорошего мне с ними не договориться. Ни слова на их поганом диалекте не знаю.
— Очень жаль. — Рори неожиданно почувствовал неприязнь к этому человеку. — Если б вы научились арабскому, как капитан, вы могли бы узнать много полезного во время пребывания в Марокко. Но не будем о солдатах, я хочу поговорить только с командой.
Некоторое время потребовалось, чтобы очистить палубу от рабов, и Рори приятно было увидеть, что все они, похоже, были в хорошем состоянии. Кожа их блестела от масла; выглядели они накормленными; многие из них улыбались. Он обрадовался, когда Тим проинформировал его, что взял рабов под свое наблюдение. Рори знал, что Тим проследит, чтобы со всеми обращались как следует и чтобы к ним не приставали матросы.
Наконец негры сидели по трюмам, и Рори отметил про себя чисто выдраенные палубы, сверкающую краску и блестящий медью такелаж. Бесспорно, Джихью знал, как поддерживать порядок на судне. Послышалась боцманская дудка, и один за другим матросы стали выходить на главную палубу, спрыгивая со снастей, поднимаясь с бака, из камбуза, выходя из плотницкой. Все собрались и глядели на Рори.
