Ну как тут было не взбеситься?! Но я проявил чудеса адекватности, хотя и почувствовал себя обиженным. Даже если ты хочешь куда-то вернуться, и этого хотят другие, не всегда все так просто. Каждый хочет, чтобы это было сделано именно через ту дверь, которая, как ему кажется, будет подходящей… так, как он представляет, и никак иначе. Иначе — это же может быть опасно! Это дверь не туда! И вообще — попытка к бегству. Уклонение и дезертирство!
Ну что ж, остается только не обращать внимания и «делать, что хочешь».
— Не воображайте себя всезнающими наседками, — огрызнулся я. — У вас тоже все в порядке с неврозами! Ну и что мне теперь делать, если я — единственный нормальный человек?! — и вскочив с места, вышел за дверь.
Не без внутреннего посмеивания. Но иногда старые друзья впрямь кажутся слишком обременительными. Легче заменить на новых. Ни обязательств, ни предубеждений — что именно ты должен или не должен. Ни ты от них не ждешь ничего хорошего, ни они от тебя… Э… стоп, это я сейчас о старых или о новых? В любом случае — не ждешь ничего хорошего.
Нет, в самом деле, что за инерция и зашоренность! Что за страхи, даже если говорить об этом всерьез? Это же на самом деле не такая плохая идея! Сама ее возможность. Из-за которой теперь можно легче относиться к Мордреду, потому что у него не все еще украдено. У него может быть что-то, чего никогда бы не было, если бы тут не было нас! Причем такое!.. Что «ни в сказке сказать». Пусть это всего лишь возможность — все миры — это только возможности, и все возможности где-то осуществляются.
И я вдруг задумался еще об одной мысли, беспокоившей меня. Насчет Мордреда. Его обреченности быть королем, или быть глубоко несчастным, если этого не случится. Потому что это предопределено. Кем и чем предопределено? Сказками другого мира? Нашим собственным воображением? В преломлении всего этого, его к тому же зовут Мордредом, и это тоже что-то значит — что именно я для него главная опасность. А он — для меня. И это, конечно, нервирует. Но нервирует не только это. А просто сама обязательность. Пан или пропал, король или никто. А самого по себе «его не существует»?
Уж как случилось, теперь все зависит от него. В реальности мы все играем без репетиций, по первому разу. А все предсказания лживы и многосмысленны. Что случилось — случилось, и чем бы это ни было, это что-то неповторимое. На самом деле. Несмотря на все возможные вариации.
Увидев, что дверь в мои покои приоткрыта, я прокрался к ним на цыпочках, и заподозрил нечто еще более неладное, услышав поблизости от приоткрытой створки едва уловимый знакомый гул. Помимо этого — царила гробовая тишина.
Мерлин заходил зачем-то в мою комнату и оставил дверь открытой при работающем терминале? Что-то случилось? Надеюсь, он там один?
Я аккуратно отодвинул створку кончиками пальцев и заглянул в комнату.
И пораженно застыл, увидев перед открытым терминалом застывшую Гвенивер. Похоже, это застывание при виде чего-то совершенно необычного, было заразным — передавалось мгновенно, визуальным путем.
Она стояла и смотрела на него как завороженная. На непонятный ящик, из-под открытой крышки которого лилось «нездешнее» сияние.
Стараясь не издать ни звука, я очень плавно шагнул в комнату и плотно прикрыл за собой дверь.
Она судорожно всхлипнула, вздрогнула, но обернулась не сразу — она будто боялась повернуться к терминалу спиной. Потом издала тихий протяжный возглас.
— Испугалась? — спросил я мягко.
Она повернулась ко мне в полном ужасе — отскочив на шаг в сторону, чтобы и ящик был не прямо за спиной, и чтобы видеть меня.
— Артур!.. Что это?!
— Как ты сумела его открыть?
— Я не… — в ее голосе звучал такой ужас, что в него можно было поверить.
— Тут был Мерлин?
— Не знаю, кто-то был!.. Мерлин?!..
— Не бойся ничего. Просто. Что случилось?
— Мне показалось, что тут кто-то есть. Я думала, это ты. Еще когда я открывала дверь, я услышала странный щелчок и потрескивание. Так бывает — от солнца… Я позвала, но никто не ответил! Я точно была уверена, что тут кто-то есть! — она была близка к истерике, но держалась все-таки изумительно. — Я не нашла никого, только это! И пустая комната!..
— И ты ничего не трогала?
— Нет… Как я могу тронуть ЭТО?!.. — Гвенивер нервно всхлипнула. — Если бы я тронула, я бы умерла? — спросила она неуверенно, и снова со страхом посмотрела на меня.
Я поверил ей хотя бы потому, что не представлял в роли искусного медвежатника и дешифровщика. Но почему-то и мысль о том, что Мерлин мог тут это оставить, куда-то стремительно улетучивалась. Наш Мерлин. Для него это сверхъестественно.
Что-то щелкнуло. Так бывает — «от солнца». Но на этот раз просто в моей голове.
— Скажи, Гвенивер, ты никогда не замечала, здесь, или где-нибудь еще, очень странного старика, тоненького, сухого, того и гляди унесет ветром. Седые волосы как паутинка — чистый одуванчик.
Она долго молчала, и пока она молчала, ее глаза становились все огромнее и огромнее, хотя это казалось уже совершенно невероятным.
— Кто он? — спросила она.
— Не знаю. — Хотя догадывался.
— Он в такой… коричневой тоге? — Она неопределенно повела руками, пытаясь изобразить его одновременно мешковатое и по-своему элегантное в своей простоте одеяние.
— Точно.
Гвенивер сглотнула.
— Видела сегодня. Кто-то смотрел на меня из галереи. Я заметила странного старика, которого раньше не видела. Он улыбался и кивал. Он казался безобидным и добрым. Только я не поняла, как он исчез, мне показалось, я только моргнула, а его уже нет. Я подумала, что много смотрела на солнце, а он был в тени, вот я и не поняла точно, как он отошел.
— А потом в коридорах ты его не замечала? Может быть, по дороге сюда?
Гвенивер покачала головой.
— Я не уверена. Я ведь не искала его. Даже если бы увидела, могла не заметить. Я думала, что здесь ты…
Ну конечно, зачем ей обращать на него внимание, и зачем бы ему показываться ей еще раз? Мы видели его только раз, и никогда больше не замечали. Удивительно уже то, что Гвенивер видела похожий образ, который исчез так же странно, как в тот раз, когда мы с ним сталкивались.
«Мы не одни» — очень тревожная мысль, постоянно стучащая молоточком внутри черепа. Паранойя, которую просто отодвигаешь подальше.
Я вспомнил и Оливье из Шампани, который оказался наблюдателем из другого времени, из ветви истории, которая не имела к нам самим уже никакого отношения, кроме того, что именно мы ее создали. И наблюдал он именно за нами, как за аномалией в прошлом его мира. И таких аномалий может быть бездна и в нашем собственном.
