То, что его вернут Синану, было обговорено имамом с Ашером бен Соломоном, еще когда еврей забирал своего приемыша из Масиафа. Об этом поведал Мартину Сабир, когда вез его сюда.
Сабир! Ашер! Воспоминание о каждом из них вызывало в душе вспышку боли и удушающей злости. Мартин не должен их забыть. Как и всех остальных, кто лгал ему годами, кто его предал. И он с глухой ненавистью повторял в темноте их имена: Сабир, Эйрик, Иосиф, Руфь, Хама… Ашер! Они все отказались от него, выбросили, как ненужный мусор. Как падаль, в какую он тут превратился.
Во тьме узилища Мартин порой не понимал, спит он или бодрствует. И тогда он заставлял себя вспоминать былое.
«Гой! Варвар! Убийца, для которого нет ничего святого! Ты недостоин моей дочери!»
Это сказал человек, которого Мартин уважал и любил, которому был предан беззаветно. С которым надеялся породниться, ибо полюбил его нежную красавицу дочь. Так ему тогда казалось. Сейчас Мартин понимал, что кроме страсти к Руфи он испытывал желание найти пристанище, ему хотелось слиться с ее семьей, которая воспитала и приняла его… А потом предала.
Когда Мартин понял, что он ничто в их глазах, ярость ослепила его и он набросился на еврея Ашера… а очнулся связанным в трюме какого-то корабля. Разлепив веки, он различил сверху над собой дощатый настил, услышал поскрипывание покачивающегося корабля и понял, что находится на плывущем судне. Затем Мартин уловил запахи стоячей воды у килевой доски внутри трюма, в котором за какими-то тюками и бочками он и лежал. Мартин попытался приподняться, извиваясь в путах, – в голове сразу стрельнула боль, все вокруг поплыло, а живот скрутило от сильнейшего спазма. Едва он сумел повернуться на бок, как его мучительно вырвало. Но и потом, отдышавшись, он не мог отползти, настолько крепко был связан – веревки так врезались в тело, что конечности совсем онемели. Вскоре сверху раздались голоса и к нему кто-то спустился с палубы. Сквозь упавшие на глаза волосы Мартин увидел у своего лица чьи-то ноги в черных, расшитых алыми зигзагами сапогах с мягко изогнутыми носами. И понял, кто перед ним.
Сильная рука рванула его за веревки, так что Мартин едва сдержал стон, – и опрокинулся навзничь.
– Так, так, – произнес склонившийся над ним Сабир. – Наверное, я всегда мечтал увидеть тебя таким, Тень. Тот, кого считали лучшим и непревзойденным, теперь валяется передо мной в путах, да еще и в собственной блевотине. Но если бы это была лужа крови, я бы еще больше порадовался.
Он смотрел на Мартина сверху и вроде бы широко улыбался, но улыбка была недоброй, да и темные глаза светились колючим блеском.
Мартин понял – это Сабир ударил его по голове, спасая Ашера бен Соломона. И наверняка ударил своей излюбленной булавой с набалдашником в форме головы пантеры. Да, пусть Мартин и называл Сабира другом, помня, сколько раз тот рисковал из-за него жизнью, сколько раз спасал, но он не учел, что Сабир прежде всего служил Ашеру. И всегда был себе на уме, как не единожды отмечал Эйрик. Надо же, простоватый Эйрик это подметил, а вот Мартин… Но разве Эйрик не служил Ашеру?
Мартин не сомневался, что и рыжий помогал Сабиру тащить его на это судно. И куда они теперь везут его?
А потом сквозь гул в голове возникла еще одна мысль: Сабир назвал его Тенью! Прозвищем, под которым он был известен среди ассасинов в Гнезде Старца Горы.
Откуда Сабиру известно это? Ашер сказал? Или…
Мартин не задавал вопросов, просто смотрел на бывшего приятеля. Сабир же лучился самодовольством, а в таких случаях люди не могут не похвалиться.
И Сабир действительно заговорил:
– Молчишь, Тень? Что, зубы в падали увязли? Или поражен нападением проверенного друга? Ха! Прославленный Тень, умница и хитрец, равных которому не было в школе имама Синана! И так доверчиво попал в ловушку. А мне еще говорили, что ты неуязвим. Но недаром мое имя Сабир, что значит «терпеливый». Ибо я дождался своего часа. Есть одна пословица, которую я твердил, когда особо ненавидел тебя: «Если засеял поле сегодня, не предвкушай наесться хлеба завтра поутру». Я повторял это, подчиняясь тебе по воле еврея Ашера, также признававшего твое превосходство, приручая тебя и добиваясь твоего доверия. Я знал – мое время еще настанет!
Сабир опустился на какой-то бочонок и продолжил, не сводя колючих глаз с пленника:
– В крепостях среди гор Джебель-эш-Шарки [62]опытные рафики [63]утверждали, что именно Тень лучший из всех и что на него они возлагают свои надежды. Но теперь им придется удостовериться, что лучший – я, Сабир, Терпеливый. Сам мудрый Синан отметит мое превосходство, когда я привезу связанным любимчика Тень и брошу к его ногам!
– Я никогда не был любимчиком Старца Горы, Сабир. Что же касается твоего превосходства и самовосхваления, то напомню: Аллах не любит чрезмерной самонадеянности.
Мартин произнес это со спокойствием, которого отнюдь не ощущал. Ибо сама мысль, что он снова ока жется во власти Синана, главы фанатиков ассасинов, заставила его сердце заледенеть. Казалось, все нутро сжималось от жесточайшего спазма, вызванного страхом и головокружением. Его опять стошнило.
Сабир смотрел на него с отвращением, но Мартин все же смог опереться на связанные ноги и отползти, а потом более удобно устроиться, прислонившись спиной к доскам трюма, изогнутым по форме борта судна.
– Позови Эйрика, Сабир. Раз уж ты тут главный, то прикажи рыжему ослабить мои путы. И не бойся – мне не выстоять одному против двух таких умелых фидаи. Ведь Ашер, отдав вам приказ связать меня, вряд ли хочет, чтобы вы доставили меня к Синану без рук.
– Да плевал я на твоего еврея, Тень! Все, ты у меня в руках, и отныне я свободен от заискивания перед надменным даяном!
Последнюю фразу Сабир выкрикнул, после чего не отказал себе в удовольствии несколько раз пнуть связанного пленника. Мартин беззвучно вытерпел издевательства и после ухода «приятеля» постарался сосредоточиться, обдумывая свое положение. Это было непросто, но все же он понял: лазутчик ассасинов Терпеливый уже не так почитал Ашера, а значит, все эти годы служил не ему, а выполнял такию [64]по приказу главы исмаилитов [65], имама Синана, называемого также Старцем Горы. Сабир был его шпионом при богатом и влиятельном никейском даяне и все это время прикидывался правоверным суннитом, чтобы не вызвать подозрения у проницательного Ашера, пока сам Терпеливый доносил обо всех его действиях своему повелителю в Масиаф.
Спустя несколько часов Сабир снова спустился в трюм, и теперь с ним были двое крепких арабов, которые несколько ослабили веревки, стягивающие руки пленника. Мартин даже сжал зубы, чтобы не застонать, – настолько резкую боль вызвал прилив крови к онемевшим запястьям. Одну руку ему освободили, позволили поесть. И при этом Сабир все время стоял неподалеку, положа ладонь на рукоять сабли.
