Марио Эскобар - Арийский мессия

– Боже, храни Россию! – подхватили хором генералы.

В этот момент в соседнем помещении затрещал телеграфный аппарат. По проводам через русские степи помчалось сообщение, направленное в самое сердце Германии – в Берлин. Пути назад не было: ответив отказом на ультиматум Германии, Россия фактически объявляла ей войну.

Когда Адольф прошел во внутренний дворик и увидел на первом этаже дома фон Либенфельса свет, он облегченно вздохнул: его друг и наставник был дома. Адольф зашел в дом, открыл дверь гостиной и увидел тело на полу между кресел. Это был его наставник. Юноша подошел к нему, наклонился и тронул его за плечо. Либенфельс, казалось, спал, однако по окровавленным повязкам и по пятнам крови на ковре было видно, что он ранен. Он зашевелился и приоткрыл глаза.

– Тебе нужно поскорее отсюда уйти… Они могут вернуться… – пробормотал он.

– Учитель, кто с вами это сделал?

– Не имеет значения. Тебе нужно укрыться в каком-нибудь безопасном– месте. Уезжай из Мюнхена в Швейцарию и не возвращайся, пока не закончится война.

– Я не могу так поступить. Я должен сражаться за Германию.

– Я тебе приказываю, – сказал фон Либенфельс, попытавшись повысить голос, но его тело пронзила острая боль, отчего он застонал.

– Успокойтесь.

– Возьми деньги, которые я оставил тебе в квартире семьи Попп, поддельный паспорт на другую фамилию и сегодня же уезжай в Женеву.

– Хорошо, учитель, – ответил Адольф.

– Иди.

– Как же я оставлю вас здесь в таком состоянии?

Фон Либенфельс жестом показал юноше, чтобы тот побыстрее уходил, и Адольф, выпрямившись и в последний раз взглянув на своего наставника, понял, что с этого момента ему придется полагаться только на самого себя.

Когда он вышел на улицу, мимо него к дому Либенфельса прошел врач. Адольфу нужно было дождаться утра, чтобы вернуться в квартиру семьи Попп и забрать чемодан, деньги и паспорт. Впрочем, Германию он покидать не собирался: если пророчества не были ложными, то после объявления войны ему уже нечего бояться. Зачем же ему уезжать из страны, как последнему трусу? Он на всякий случай переедет из Мюнхена в какой-нибудь другой город. Адольф долго бродил по ночным улицам и размышлял. Начало светать. Когда он дошел до Мариенплац, тысячи людей уже стояли там в ожидании утра – утра, в которое, по всей видимости, будет объявлена война.

Ответ, полученный от русских, был двусмысленным. Кайзер направил русскому царю еще одну телеграмму, требуя более понятного ответа, но пока русские никак не отреагировали на его новый ультиматум. В двенадцать часов дня срок этого ультиматума истекал, хотя все понимали – Россия с выдвинутыми Германией требованиями не согласится.

Кайзер посмотрел на часы: десять утра. Он не спал прошедшей ночью ни одной минуты. В три часа утра он, правда, отправился было отдыхать, однако от волнения то и дело кололо в груди, поэтому заснуть ему не удалось.

Наступило утро, а кайзер все еще сидел на кровати в пижаме. Наконец он приказал вызвать к нему генерала фон Мольтке.

Когда генерал приехал, кайзер уже успел привести себя в порядок и должным образом одеться, однако его лицо выдавало тревоги прошедшей ночи.

– Генерал, меня одолевают сомнения.

– Ваше Величество, осталось два часа до истечения срока ультиматума, мы уже объявили мобилизацию, Австрия надеется на нашу помощь. Россия тоже проводит мобилизацию.

– Вы полагаете, что Восточная Пруссия сможет устоять под натиском русских? Я не могу позволить, чтобы германская территория – пусть даже частично и пусть даже временно – была захвачена нашим врагом.

– Восточная Пруссия устоит. Но и в противном случае лучше временно пожертвовать частью своей территории, но затем выиграть войну, чем ждать, когда русские перевооружатся и захватят всю Германию.

– Ненавижу славян! Я осознаю, что это грех, что нам не следует никого ненавидеть, но я ничего не могу с собой поделать: я их ненавижу.

– Я вам сочувствую, Ваше Величество.

Кайзер закрыл себе лицо руками и заплакал.

– Ваше Величество, перед дворцом собрались несколько тысяч людей. Они надеются, что вы поведете их к победе. Вы глубоко любите Германию и переживаете о ее судьбе, а потому позвольте народным массам там, снаружи, дать волю кипящей в них энергии. Кровь немцев окрасит в красный цвет обширные поля, однако из этой великой жертвы возродится новая Германия – более мощная, она займет в мире то место, которое достойна занять.

Слова генерала приободрили кайзера. Он поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза.

– Германия не хотела этой войны, но раз уж пришло время воевать, она покажет всему миру, что никто не смеет безнаказанно бросать нам вызов. Генерал, помогите мне составить декларацию об объявлении войны.

Он взбежал по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Его сердце отчаянно колотилось – и от радости, и от страха. Перед входной дверью он замер и осторожно постучал: не хотелось нарваться на неприятный сюрприз сейчас, когда он был так близок к цели. Ему открыл господин Попп. Было странно, что портной находится в такое время дома. Впрочем, слухи о надвигающейся войне парализовали работу многих предприятий и контор, и эта суббота походила больше на воскресный или же какой-нибудь праздничный день.

– Господин Попп, вы дома один?

– Моя супруга отправилась за покупками, а дети гуляют на улице. А почему вы об этом спрашиваете?

– Просто так. Позвольте мне войти.

Адольф зашел в квартиру и сразу же направился в потайную комнату, чтобы взять свои документы и деньги. Он вернулся в комнату, собрал чемодан и поставил его у входной двери. Затем заглянул на кухню, чтобы попрощаться с господином Поппом.

– Я хочу поблагодарить вас за ваше гостеприимство. Я сегодня уезжаю из Мюнхена.

– А куда вы направляетесь?

– Этого я еще не знаю.

– Почему бы вам не оставить чемодан здесь и не купить себе сначала билет? Я слышал, что сейчас почти невозможно купить билет. Как бы вам не пришлось таскаться все утро с чемоданом.

– Вы правы. Я оставлю его здесь и через несколько часов вернусь.

– Возвращайтесь, когда пожелаете.

Адольф открыл дверь, но, прежде чем выйти на улицу, взял с вешалки старую шляпу и мельком окинул свое отражение в зеркале. Под его маленькими выразительными голубыми глазами залегли темные круги. Он почувствовал себя счастливым: он снова стал абсолютно свободным, а значит, он теперь хозяин своей собственной судьбы.