У Олега даже настроение поднялось.
Но все-таки она здорово волновалась. Пальцы, когда разворачивала пакеты, вздрагивали. Кусок колбасы чуть не упал на пол. Олег едва успел подхватить его и хотел отправить в рот, но девушка схватила его за локоть.
— Такими руками?! Вымой сейчас же!
Легко сказать — вымой. А где? В кабине был умывальник. Олег его обнаружил, когда хотел дать ей напиться, но вода из крана не шла.
— Да я так…
— Так не будет! — отрезала девушка и сразу напомнила Олегу маму.
Она посмотрела на его ужасные, перепачканные ладони и вытащила из своей бездонной сумки флакон и кусок ваты. В кабине запахло духами.
— На, протри как следует.
Олег повиновался. Он бы мог, конечно, поесть и так — ничего бы не случилось, но ему не хотелось быть невоспитанным.
Пока Олег возился с руками, девушка нарезала хлеб, сыр, колбасу и разложила все на салфетке. У нее даже ножик оказался в сумке.
Она старалась не торопиться, делать все спокойно и аккуратно.
— Садись, — сказала она.
Олег решил быть до конца вежливым и не заставлять приглашать себя дважды.
Со стороны поглядеть — просто два человека сидели в поезде и ужинали. Только почему-то не в купе вагона, в кабине машиниста.
Девушка сама почти ничего не ела и с Олегом не разговаривала, только все подкладывала ему новые куски.
И чем больше он ел, тем она становилась спокойней.
30
На дверях поселковой почты висел большой амбарный замок.
— Проспись, парень, — сказал сторож, — утром приходи.
Он был настроен вполне миролюбиво.
— Открывай! — прохрипел Петька. — Мне на станцию позвонить надо!
— Отступи! Не имею никакого полного права допускать посторонних лиц в неурочное время. Добром говорю, уйди!
— Открывай! Человек гибнет!
— Неужто на пятнадцать суток захотел? А ну, отойди! — Сторож угрожающе вскинул тулку. — Стрелять буду!
— Стреляй!
Петька рванул на груди комбинезон и пошел на сторожа.
— Стреляй!
Он оттолкнул оторопевшего сторожа. Ударил в дверь ногой.
Со второго удара выскочила дужка замка. Дверь распахнулась.
Не зажигая света, Петька бросился к телефону на стене.
— Ну, что ты хватаешь?! — плачущим голосом проговорил сзади сторож. — Это ж местный. Междугородный — вот он, в будочке висит… Темнота!
31
Я уже не мог больше, а она все очищала яйца, мазала хлеб маслом, отрезала толстые ломти колбасы и молча пододвигала мне новые куски.
— Все! — сказал я. — Спасибо, сыт.
Она быстро взглянула на меня.
— Возьми помидоры. Ты не пробовал.
Это была, пожалуй, первая ее фраза за наш ужин.
— Попробуй! — настойчиво повторила она. — Сама солила.
Тут я понял, что ничего она не успокоилась. Просто она боится, что сейчас кончится ужин и снова надвинется страх. И еще она очень не хочет, чтобы я заметил это.
— Возьми! — сказала она.
Я чувствовал, что у нее внутри все сжимается от предчувствия страха, но больше не мог съесть ни кусочка. Никакая реакция на еду не помогала.
— Всухомятку не пойдет, — сказал я. — Вот если бы граммов сто пятьдесят!
Здорово у меня это получилось. Помогло общение с Петькой Щукиным.
На ее лице появилось знакомое, вчерашнее, выражение.
— Хочешь выпить?
Я уже жалел о своих необдуманных словах, но дух противоречия не дал мне отступить. Тем более я понимал, что водку ей взять неоткуда.
— Еще бы! — сказал я. — Тогда бы твоим помидорам цены не было. — Я даже причмокнул. — А так что — перевод добра. Спасибо! Сыт вот так!
— Погоди…
Она пристально смотрела на меня. Поколебавшись, потянулась за сумкой.
Интересно, что же она еще оттуда достанет? Она протянула небольшой пузырек.
— На, возьми.
Пузырек был обычный, как для лекарства. В нем какая-то бесцветная жидкость. На этикетке было написано:
НАРУЖНОЕ
Спиритус вини ректификати
100 мл.
Что такое спиритус вини я знал. А 100 мл, наверное, означало сто граммов на латинском языке.
— Выпей, — сказала она. — Если ты уж без этого не можешь.
Она брезгливо поставила передо мной пластмассовый стаканчик.
Я с удовольствием выпил бы сейчас газировки с сиропом из автомата.
— Слушай, — сказал я. — Здесь написано «Наружное». Наверное, его пить нельзя.
— Почему нельзя? Это же самый чистый спирт. Медицинский. Просто внутрь его не прописывают.
Отец рассказывал, что на Дальнем Востоке, где он одно время работал, они пили спирт, разводя его соком консервированных ананасов.
Ананасов у нас не было.
— Развести нечем, — сказал я. — Вот досада!
И вернул пузырек.
— Погоди!
Она вскочила со стула, заметалась по кабине. Она хотела во что бы то ни стало найти для меня воду.
И нашла.
За дверцей на задней стенке кабины был шкафчик, где машинисты хранили продукты. В специальном гнезде стоял термос. Она взболтнула его.
— Там что-то есть!
Она отвинтила колпачок, вытащила пробку, принюхалась.
— Кажется, кофе… Точно! Холодный кофе, сладкий! Пойдет?
Мне деваться было некуда.
— Пойдет, — сказал я.
Мы налили себе кофе. Она в колпачок от термоса, а я в пластмассовый стаканчик. Я храбро плеснул туда немного спирта.
— Тебе налить? — спросил я.
Она колебалась, но любопытство пересилило.
— А это вкусно?
— Еще бы. Кофе с коньяком пробовала? То же самое.
Пару раз в кафе-мороженом я видел, как пьют кофе с коньяком.
Она подставила колпачок.
— Только немного. Довольно!
Она с опаской пригубила. Я следил за выражением ее лица.
— А знаешь, ничего! — сказала она.
Я задержал дыхание и залпом выпил свой стаканчик. Потом закусил сладкий кофе соленым помидором.
— Ну как?
— Ничего, — сказал я. — Слабовато только, Надо побольше спирта.
Я налил себе еще стаканчик кофе и добавил туда спирта из пузырька.
— А тебе плохо не будет? — поинтересовалась она.
Я покраснел.
— Ну ладно, — сказала она. — Давай за знакомство.
Мы чокнулись.
32
— Диспетчера Сортировочной! — надрывался Петька. — Срочно!
— В течение часа, — произнес бесстрастный голос на другом конце провода.
— Девушка! — взмолился Петька — Милая…
— Я не ваша милая, — оборвал голос, — а дежурная телефонистка. Линия занята, разговор могу предоставить в течение часа.
— Тут человек погибает! — заорал Петька. — Дайте вашего самого главного!
